«Горе от ума». А. С. Грибоедов.
Краснодарский Молодежный театр.
Режиссер Павел Пронин, художник Ирина Сид.

Всегда интересно, как и зачем сегодня брать в театре «Горе от ума», эту классическую пьесу, разлетевшуюся на цитаты, о которой в советской школе говорили одно, а позже — разное. Про какие это времена ставить? Про «их нравы», и тогда мы свысока или с любопытством заглядываем в XIX век? Или это про современность?

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Павел Пронин, кажется, пошел серединным путем, стремясь сделать историю разом и про тогда, и про сейчас. Создаваемый на сцене художницей Ириной Сид мир укоренен в стиле ампир: высокие выгородки, высокие двери, позолота и резьба на серых стенах, огромные канделябры и камин, неудобная на вид «изящная» софа-козетка, большие зеркала. В этих зеркалах отражаются зрители (становясь участниками происходящего), но они же и мешают выставить привычный театральный свет (чтобы лучи не били в аудиторию), и действие происходит часто в полумраке. Во втором акте зеркальные панели начинают загадочно светиться, как некие порталы.

Есть тут и слуги, то комически-неуклюже выносящие те самые огромные канделябры, то расстилающие дорожки для зрителей, то держащие позвякивающие бокалы. В ролях слуг — недавние выпускники и студенты актерского отделения местного Института культуры: Анастасия Ковьярова органично и живо играет быстроглазую симпатичную пройдоху Лизу, а Егор Глазов создает яркий образ почти бертоновского, гротескно всклокоченного Петрушки. Но уже на уровне костюмов концепция времени начинает ломаться: у ряда персонажей костюмы стилизованы под XIX век, но у других включаются элементы других эпох, иных материалов, вплоть до почти цыганского разнообразия и до практически современного кроя. Служанка несет электрическую свечу, прикрывая ее рукой, но наклоняется над ней довольно низко — так, что волосы давно бы вспыхнули. Создаваемый мир колеблется между современностью и XIX веком, не позволяя понять, где именно ты находишься. Вероятно, задано пространство между мирами — словно падаешь в тот подсвеченный портал, который раньше притворялся зеркалом.

Другой вопрос, которым вечно задаешься: на чьей стороне режиссер? Чацкого ли, разочарованного «карбонари», который возвращается в дом своей юности и видит Софью с другим? Или Фамусова, мудрого и неравнодушного отца, и стоящего за его плечами общества?

В. Гоголев (Чацкий), В. Кузнецова (Софья).
Фото — архив театра.

Чацкий в изображении молодого артиста Владислава Гоголева — с яркими гневливыми глазами, крикун и позер. Он с места в карьер предъявляет упреки Софье, язвит и жалит, сохраняя неизменно разочарованно-желчное лицо; он бегает по площадке, нарушая жизнь мирного дома, и выглядит скорее возмутителем спокойствия, чем идейным борцом. Во время его знаменитых монологов звучит музыка и включается синий свет — словно мы находимся в пространстве видения. Звучат эти речи под стать общей концепции роли — громко, быстро, почти впроброс.

Не выглядит здесь особенно привлекательным и фамусовское общество, состоящее из череды обаятельных карикатур. Соблазнительная и властная Наталья Дмитриевна (Олеся Никифорова), затянутая почти что в черный латекс; ее муж-подкаблучник (Алексей Замко); очаровательно немощный Тугоуховский (Дмитрий Морщаков) в вычурном переливающемся костюме; чарующая пухлая графиня-внучка в ботфортах (Елена Есипова); быстроглазый Загорецкий (Андрей Новопашин) с воланами на рукавах — так будет проще спрятать карту; и многие другие. Особенно выделяется яркий коллективный герой — княжны Тугоуховские, шесть юрких, как ртуть, безвкусно одетых и накрашенных девиц на выданье, среди которых ведущие актрисы театра (Полина Шипулина, Евгения Великодная, Ульяна Запольских, Оксана Трегубова, Анастасия Радул). Вся в пестрых рюшах и высокомерная старуха Хлестова (Светлана Кухарь). Примыкает к череде фриков оборванный активный Репетилов (Алексей Суханов), его монолог так же, как и у Чацкого, подсвечен особенно и сопровождается музыкой. Разнообразие решений костюмов и причесок создает ощущение вечеринки в костюмерной театра — впрочем, довольно веселой вечеринки, особенно когда заканчивается статичная мизансцена и начинается коллективный танец, отражающий непростые социальные взаимосвязи.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Кто же выделяется из этой компании? Кто герои истории? У кого есть интересный объем образа?

Прежде всего, это Фамусов Анатолия Дробязко. В череде его тиранов и суровых отцов (от «Зимней сказки» и «Золотого петушка» до «Ночи любовных помешательств») Фамусов — по-человечески понятен. Да, он может быть высокомерен, угодлив — но за этими социальными приспособлениями виден переживающий отец, неравнодушный, недоумевающий, усталый мужчина. Слова Фамусова убедительны — здесь очевиден хороший разбор текста и точное его освоение, без перегибов и актерского давления.

Выбор молодой актрисы Виктории Кузнецовой на роль Софьи тоже видится оправданным. Да, она статична, порою даже слишком: так, ее потрясение от того, как ведет себя Молчалин в финале, практически не проявляется, и закрадывается мысль, а так ли он дорог героине?.. Но в этой статике порой проступает внутренняя мощь — Софья смотрит на Чацкого в какой-то момент так остро, что понимаешь: никакие слова не нужны. Порывы Чацкого разбиваются о ее холодность, как море о скалы.

Интересен коварный Молчалин Евгения Парафилова — с его романтическим начесом, модным шарфиком и повадками альфонса. Этот герой — словно пародия на Чацкого: такой же яркий романтический брюнет, но не крикун, а тихий стратег. Он далеко не безгласен, о нет, он расчетливо подл, и лучше всего о нем говорит подобострастие, с которым он обнимает старуху Хлестову.

Наконец, еще одна фигура с неожиданно благородным объемом образа — Скалозуб Алексея Алексеева. Он статен, спокоен, он совсем не дурак, и вьющееся вокруг общество, приседающий Фамусов — все ему понятны. Неожиданно именно этот герой кажется достойным претендентом на руку горделивой Софьи.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

А сам спектакль представляется историей о неравнодушном отце и его непокорной дочери, где как будто бы не так уж важны ни идейные споры, ни временная привязка.