«Маскарад Маскарад». М. Угаров.
«Приют Комедианта».
Режиссер Семен Александровский.
Дураки думают, что случайности выдают тайну. Они как дети верят, что в мире есть связь всего со всем. Но я старый, и знаю, что нет причин и нет следствий, что все безначально и бесконечно, и ничто ни с чем не связано…
«Маскарад Маскарад» был написан в рамках лаборатории «Классика. Актуализация» (совместный проект «Мастерской на Беговой», ЦДР и Театра. doc). В рамках этой лаборатории появилась пьеса Максима Курочкина «Кандид» (по мотивам Вольтера), инсценировка лесковской «Леди Макбет Мценского уезда» Ярославы Пулинович, пьеса-лубок «Фалалей» Нины Садур (по повести А. Погорельского) и др.
Здесь уместно, мне кажется, вспомнить драматургов начала XX века, которые вернули на сцену античные сюжеты, растворив их в своих произведениях и поместив современного героя в пространство мифа.
Угаров помещает современного героя в пространство хрестоматийной драмы Лермонтова. Но суть та же — герои детерминированы определенными событиями, которые заданы изначально, и драматургу нужно как-то оправдать их, осмыслить согласно сегодняшнему дню. То есть речь идет о столкновении идей, мировоззрений эпохи романтизма и XXI века. Человеку нынешнего столетия, по мнению Михаила Угарова, незнакомо, например, понятие чести, столь характерное для творчества Лермонтова. Драматург часто повторяет, что после Освенцима и ГУЛАГа руководствоваться кодексом чести невозможно и даже просто как-то неприлично. Так почему же Алексей (Арбенин) убивает Нину? Нет, не из ревности и не ради восстановления чести — он холоден и рассудочен. В своих поступках этот герой руководствуется стремлением восстановить «равновесие». Мы живем в мире, где нет универсальных нравственных норм. Есть только личное равновесие, найти которое стало задачей человека XXI столетия.
Там, где нет равновесия, по Угарову, всегда война. Поэтому Арбенин XXI века — человек войны. Он нашел свое личное равновесие в тихом праведном браке. А потеряв его, снова ушел на войну. Убийство жены для героя — акт восстановления равновесия.
Пьеса вышла, пожалуй, слишком «сделанной», нарочито литературной, нагруженной интеллектуальными сентенциями и пространными размышлениями. Драматург не прячет свои мысли за художественными метафорами, а буквально декларирует их.
Режиссер Семен Александровский не стал уходить от декларации, а, напротив, сделал ее основой своего спектакля, который носит жанровый подзаголовок stand-up. Стендап, как известно, — разговорный жанр, юмористическое выступление перед живой аудиторией. Проще говоря, человек выходит на сцену и смешит людей. Главное в этом жанре — его минимализм. Поэтому в спектакле Александровского нет ничего лишнего. Только четыре актера, которые все время остаются на сцене, два стула и микрофоны — к ним подходят персонажи, чтобы прочитать свои монологи. Однако стендап рождается, когда комик общается с залом. Ему нужно не просто озвучить некий текст, ему нужно расшевелить, разговорить конкретную аудиторию. Это очень живой, импровизационный по своей сути жанр. В спектакле Александровского взаимодействия актеров со зрителем нет. Тяжеловесный, нагруженный смыслами текст Угарова тонет в таком прочтении, воспринимается как бессмысленная болтовня.
Нельзя не вспомнить постановки Ивана Вырыпаева, с эстетикой которых Александровский явно вступает в диалог. Герои Вырыпаева так же, зачастую, играют на пустой сцене, имея в своем распоряжении только микрофон и скудный запас движений. Но его драматургия принципиально иная — в структуре пьес Вырыпаева уже заложены «надтекстовые» смыслы, которые выявляются на сцене при взаимодействии текста с актером. Для этого действительно достаточно одного лишь ритмизованного прочтения монолога с грамотно расставленными акцентами.
Совсем не то у Угарова. «Маскарад Маскарад» — пьеса, скорее, литературоцентричная, и создание «надтекстовых», театральных смыслов в данном случае — задача режиссера. Надо сказать, что в спектакле самого Угарова артисты просто и обыденно присваивали этот щегольской текст. Персонажи обладали живыми конкретными характерами — самих исполнителей. Критик Кристина Матвиенко в своей рецензии на спектакль Угарова в ЦДР писала о том, что Алексей (Арбенин) и Дмитрий (Звездич) буквально списаны с играющих их артистов — Е. Корешкова и А. Молочникова. Автор рецензии считает, что пьеса обретает жизнь только тогда, когда актер присваивает текст на сцене.
У Александровского персонажи намеренно плоские. Описать их можно буквально тремя словами: жена героя (Диана Зябкина) — красивая кукла, дура; друг героя (Максим Толстиков) — гламурный красавчик в пиджачке с укороченными рукавами, его любовница (Алена Бондарчук) — женщина среднего возраста, ни стара, ни молода, сексуально невоздержанна.
Арбенин Максима Фомина (Арбенин условно, потому как в спектакле у персонажа нет фамилии) не столь однозначен. Его интонационные характеристики менее «картонные», их скорее назовешь нейтральными. И самое главное — в актерском существовании чувствуется ироническое отстранение, без которого в предложенной режиссерской схеме смертельно скучно зрителю, так как наблюдать практически не за чем.
Герои едут на маскарад после первого же диалога, и с этого момента в спектакле фоном почти все время звучит клубная музыка, слегка затихающая, когда тот или иной персонаж, пританцовывая, произносит свой монолог. Практически все действие происходит в модном танцевальном клубе. Сценические костюмы героев соответствуют обстановке: девушки на высоких каблуках, с агрессивным макияжем и распущенными волосами. На потолке крутится дискотечный зеркальный шар, освещая сцену движущимися бликами. В маскараде Арбенин появляется в летном шлеме, таком, как у Зиг-Зага в известном диснеевском мультике, а его друг — с женскими трусиками на голове. С другом все понятно — здесь он охотник за дамочками. С Арбениным сложнее. Как известно, люди, прячась под масками, раскрывают свою истинную суть. У Угарова Арбенин превращается в настоящего летчика времен Первой мировой. Война для этого героя никогда не заканчивалась. А вот зачем этот атрибут понадобился герою Александровского, расшифровать не удается. Возможно, просто по фану — почему бы и нет.
Режиссер не дает возможности зрителю разобраться со смыслами, заложенными в пьесе. Возможно, это полемический жест Александровского против литературоцентричности текста? На протяжении спектакля герои периодически рисовали белым мелом на черном заднике. В первой сцене героиня Алены Бондарчук отходит от микрофона и рисует дверь. Сделано это для того, чтобы Арбенин мог промахнуться мимо нее (узнав об измене жены, он физически теряет равновесие и не может попасть в дверной проем). Итак, когда это происходит, жена очерчивает мелом фигуру мужа, распластанную рядом с дверью, как бы фиксируя позу трупа. Надо думать, что режиссер таким образом обозначил смерть героя (что не мешает Арбенину-Фомину впоследствии «ожить», действовать и, в соответствии с первоисточником, убить жену). И вот перед нами уже две фигуры — мужская и женская, начерченные белым мелом на черной стене. В финале спектакля поверх этих контуров начинает медленно двигаться полоска света, дублируя меловые линии и как бы иллюстрируя графически повторение слов в названии пьесы: «Маскарад Маскарад».
Итак, Угаров убивает героев Лермонтова, а Александровский убивает героев Угарова. Равновесие восстановлено. Тем более что Угарова уже называют классиком новой драмы. А классика, по Угарову, требует адаптации.
Посторонним в этой полемике оказался зритель, который, скорее всего, незнаком с новейшим «Маскарадом». И что ему деконструкция деконструированного текста? Благо, что спектакль длится всего час.
Не покидает ощущение, что текст о спектакле «Маскарад Маскарад» не может содержать длинных предложений, слов, мыслей. Все кратко, в один слог. Ритм — по-прежнему главное. Он не слишком быстрый, но есть. Пульс. Бьет. Четыре героя. Четыре существительных. Штраль — секс. Звездич — блуд. Нина — ложь. Арбенин — …Арбенин… Стоп. Кто все эти люди? В программке к спектаклю только имена и фамилии актеров, ролей нет. В пьесе М. Угарова — только условные имена (некоторые в скобках), и они могут быть заменены на имена актеров — Максим, Алена, Максим, Диана. Значит, этот в модном свитере и горчичного цвета брюках может и не быть Арбениным, а эта на каблуках, в модных штанах и с длинными волосами — не баронесса Штраль? Все так. Некие герои, наши современники, обожающие стендап, парами выходят к микрофонам и задвигают свои многословные диалоги. Слов, действительно, много, и вначале это остроумные скороговорки двух мужчин о карточной игре, маскировке, апокалипсисе, спасении и пр. Да на самом деле обо всем. Жанр узнается моментально. Но в течение действия от схожести с наверное лучшими образцами стендапа (возьмем для примера Эдди Иззарда, хоть он выступает соло и вообще не похож) спектакль скатывается к худшим вариантам комедийных шоу, где надо подкладывать закадровый смех.
Условный «Арбенин» выпадает из ряда, хоть он и тщательно маскировался под односложное слово. Не мозг, нет. Ирония — да. Обаяние — да. Но при этом зануда, и дотошный. К тому же летчик, знающий, как сделать «мертвую петлю». На маскарад он надевает маску — кожаный шлем летчика и летные очки, и читает в сторонке. А дома он натягивает на руки толстые тапки как перчатки и, выставив их перед собой, танцует. Странный.
Подозревая жену в измене, «Арбенин», пытаясь выйти, промахнется дверью, и «Нина» обведет мелом его контур на стене. Разбился. Ну, точно. В середине спектакля. А что так? Все просто: побоялся взрослеть, стареть, медленно умирать. Ну и травить «Нину». «Арбенин» удивляется сам себе, ведь раньше он ни за что бы не надел тапки. А теперь — «еще танцую, но уже в тапках». Молодость прошла, а зрелость напрягает. Это в спектакле. А в пьесе этот персонаж желает обнулиться, чтобы прочитывать все как книгу: игроков, женщин. Желает быть никем, быть неузнанным и др., ну и зрелость, само собой, напрягает.
Ой, ну опять расшифровывание пустоты…
Спектакль похож, как я уже сообщала, на советский набор к 7 ноября: зеленый горошек, шпроты, гречка, актеры, говорящие в микрофон, отвлеченно-ритмизированное произнесение текста с вычленением одной мысли (книга — это история читающего), обрисовывание тела — как на следствеенном эксперименте, мнимый интеллектуализм, много раз слышанные сентанции автора. Этот спектакль ничем не отличаетсмя, скажем, от Иллюзий Семена Александровского, стиль стал штампом, застыл, не успев родиться. Было ощущение, что я все это десятки раз видела. Скучно с вами, господа. И очень обидно: умные театроведческие головы тут напридумывают…
Спасибо, Марина Юрьевна! Лучше не скажешь — расшифровывание пустоты!! Но объясните мне , простому инженеру и любителю театра — зачем эти пустоты -Волкострелова, Александровского, графомана, с двумя мыслями ,Угарова — ВООБЩЕ расшифровывать? Чем руководствуются г-жи Каммари и Строева при написании таких, смешных до колик текстов, о ПУСТОТЕ? Оъясните мне правила игры! Они боятся что их Угаров в Любимовку не пригласит? Или это солидарность поколения? Родственные отношения? Что? Тогда пишите перед статьей — с женой режиссера N я посещала художественные курсы при Русском Музее, поэтому в его пустоте всегда буду отыскивать бриллианты смыслов!! Пожалуйста, не культивируйте пустоту, а то никакая реформа театральная и не потребуется! Все помрет и без реформы. И уж лучше напишите о спектакле » Сталин. Ночь» , что вышел на Малой сцене Балтдома. Вот где и прфессионализм, и мысль, и работа актера над ролью…А то Пряжко,Пряжко..тьфу…
Правда, Алексей, давайте запретим всем, кто думает не так, как Вы, писать про Волкострелова с Угаровым и Александровским. И Вырыпаева туда до кучи. А самих Волкостреловых-Александровских в рудники — за профнепригодность. Классно будет, да.
Татьяна, не передергивайте. Пусть цветут все цветы! Я про то что…в общем король голый… а мы делаем вид , что это не так….щеки надуваем!! При чем тут рудники… Прав Дмитрий Быков — дискуссия сегодня невозможна — сразу «сам дурак». Я, наоборот,пытаюсь, разобраться… Лежит посреди дороги куча… глины, мешающая проехать. И все едущие, и Вы в том числе, говорите , что это куча глины, вываленная нерадивым водителем в неположенном месте и ВСЕ!! А не говорим — о,Боже какая это (далее по тексту рецензии) — условная куча , выпадающая из общего ряда, хотя и маскируется под это односложное слово!! Впрочем, Вы ответите , что у всех свой взгляд , и у людей такая профессия — разглядывать кучи.. Ой, зря я простой ИТР каждый раз ввязываюсь в сугубо профессиональные дискуссии…Еще и рот сразу стали затыкать, в диктаторстве обвинили…Обидно!
Тогда давайте Вы, Алексей, не будете обвинять авторов том, что «родственные отношения» заставляют авторов работах в одной команде с режиссерами? Вы этого знать не можете. Кроме того, на мой взгляд, они вовсе не пытаются сделать вид, что вместо кучи глины — цветочная клумба. чего-чего, а комплиментарности в них нет. И уж поверьте, недостачи в репликах, что «король голый» тоже не будет.
Читать интересно, спасибо.
Очень интересно, как Алексею Иванову удалось вычитать некую подхалимскую нотку в текстах двух замечательных авторов, а Марине Юрьевне подметить театроведческое словоблудие. Мне кажется, что ирония в этих текстах (да и прямая критика) лежит на поверхности, очевидна, а текст Надежды Стоевой вообще гениальный минус-текст. Ровно как спектакль Александровского — менее гениальный минус-спектакль.