Весь этот сезон БДТ имени Товстоногова проводит вне дома — в самом здании театра затеян многотрудный неспешный ремонт. Спектакли играют в ДК имени Горького, куда без помех добираются только самые верные зрители театра. Впрочем, на них и расчет — недавняя премьера «Времени женщин» в постановке Геннадия Тростянецкого снайперски попадает в самую стойкую и обширную часть зрительской аудитории: женщин старше сорока пяти и младше восьмидесяти.

Получивший премию «Русский букер» 2009 года, на удивление переоцененный роман Елены Чижовой инсценизируется уже второй раз — первым оказался московский «Современник». Понятно, почему за этот материал взялся Тростянецкий — спектакли о трудной женской доле ему удавались всегда неизмеримо лучше классических постановок. Омский спектакль «У войны — не женское лицо» по прозе Светланы Алексиевич в свое время принес заслуженную славу, ленсоветовский «Если проживу лето…» по «Цинковым мальчикам» той же Алексиевич был принят куда более сдержанно (и быстро закрыт), однако, несмотря на уже тогда многих насторожившую истерическую интонацию, с полным основанием считался работой вполне достойной. И конечно же, режиссер не смог пройти мимо романа, в котором три ленинградские старухи, потерявшие свои семьи кто в Первую мировую, кто — во Вторую, а кто в сталинских лагерях -вынянчивают и спасают немую дочку молоденькой соседки по коммуналке, лимитчицы, к тому же еще и до смерти надорвавшейся на заводе.

Сцена ДК Горького великовата для декораций Олега Головко: в центре помещено сооружение, которое, «как ни крути» (буквально), оказывается комнатой в ленинградской коммуналке, со множеством милых подробностей, из которых самая поэтическая — венчающий отсутствующую крышу белый гипсовый ангел, вместо Александрийского столпа взлетевший на какой-то хозяйственный тюк. А по контрасту с нищим, но драгоценным уютом — абстрактного назначения высоченные металлические конструкции, обозначающие тот самый завод, где трудится в две, а если мастер разрешит, то и в три смены, Беспалова Тоня, мать-одиночка. Железные штуковины эти то и дело ходят ходуном, прикрепленные к ним манекены-рабочие болтаются, словно висельники, словом о технике безопасности и ценности жизни трудящихся (артистов, музыкантов и монтировщиков в данном случае) в спектакле представление примерно такое же, как в воспеваемом им начале 60-х годов прошлого века. Если что — в жизни всегда есть место подвигу.

Сполна освоив мелодраматическую роскошь сюжета, Геннадий Тростянецкий, однако, пытается разогнать его до эпических масштабов. Поэтому «отрицательные персонажи» (работники месткома и члены женсовета, бывшая стерва-соседка, «нюрки-хлеборезки» всех мастей, мужики-охальники и девки-оторвы) оказываются некими ожившими зловещими карикатурами, а некоторые сцены становятся поводом для своего рода «драматических арий» и «ораторий» — под аккомпанемент маленького оркестра актеры исполняют речитативом или даже пропевают прозаический текст. Отчего спектакль начинает напоминать не вполне гармоничное соединение додинского «Московского хора» с любимовской «Шарашкой» — ну что ж, весьма достойные образцы.

Главная героиня Тоня, простодушная мученица с золотым сердцем (Нина Александрова) — не только «голос из хора», но и «тело из кордебалета»: ее работа — это серия резких однообразных движений в пустоте, изматывающий механический танец. Все эти приемы — включая вставные интермедии-воспоминания героинь (о прошлой жизни, где у каждой из них был возлюбленный, сын, муж или брат — и все в сомнительном исполнении артиста Аршинникова) — все это должно отдельную женскую судьбу превратить в Судьбу Страны.

А между тем, если в этом спектакле что и удается — так это как раз скромная частная история. Самое что ни на есть «мелкотемье». Три одинокие старушки, три крестные (не тощий наш быт так и совсем бы феи): Ариадна, трепетная дама «из бывших» (Татьяна Бедова), Гликерия, романтичная тихоня (Екатерина Толубеева) и Евдокия, суровая неукротимая озорница из самого что ни на есть «народа» (а вот такое может сыграть только Ирина Соколова). Тайно покрестить ребеночка, обиходить, приласкать, в Мариинский театр по знакомству отправить, за мукой очередь отстоять, отметиться, где надо, а когда беда придет — отдать последнее, хитрить, умолять, падать в ноги, но дитя спасти. В общем, при деле бабушки. И пусть середина шестидесятых в спектакле практически ничем (кроме телевизора разве что) не отличается от пятидесятых или вовсе поздних тридцатых, пусть героини живут в некоем абстрактном «советском времени» — но именно их манеры, оценки и повадки создают на сцене островки подлинности. Зрительницы в зале могут только догадываться, откуда артистка Соколова так близко знала их бабушку или маму, но что знала лично, близко и многие годы — это несомненно. И люди в зале тихонько плачут, вспоминая своих родных — таких же стареньких, некрупных и несгибаемых.

Но этих слез Геннадию Тростянецкому мало. Напор не тот. В этом его спектакле — как и во всех прочих — все должно быть наотмашь, напролом, навзрыд. Не удивительно, что получается от этого немного наискосок и набекрень. Бог с ней, со вставной сценой визита Хрущева к одру умирающей — шутка глупая, но смешная (тем более, что сыграна Сергеем Лосевым, как всегда, превосходно). Дело в другом. Возгоняя градус сентиментальности до взрывоопасных значений, режиссер устраивает предсмертное адажио Тони на фоне Красной площади, потом ее свадьбу с мертвым женихом (живой фармазонщик тут уж только для виду); затем кроха, геройски отмолчавшая весь четырехчасовой спектакль бежит на авансцену с криком «Мама!», а потом и весь «ленинградский хор» участников спектакля под аккомпанемент оркестра беззвучно (то бишь, на языке жестов) грянет «Город над вольной Невой», чтобы завершить куплет уже в полный голос истошным воплем «Слушай, Ленинград!..»

Нельзя сказать, что Тростянецкому изменило чувство меры — его у режиссера, отнюдь не лишенного достоинств, отродясь в заводе не было. Но даже у патетики есть предел. Закономерно не добравшись до трагедии, превратить камерную драму в жестокий фарс — это немного чересчур. Наверное, очень трудно создать гимн Женщине, используя при этом старые добрые средства и приемы из арсенала советской наглядной пропаганды и агитации.