Два удара локтями в бока. Два удара ладонями от сердца. Странный жест, которым обменивается Венечка с тем, кто встречается ему на пути. Это что-то вроде внутреннего кода этого действа, которое больше похоже на увлекательный иностранный обряд, нежели на драматическое действие. Хотя при всем сюрреализме происходящего на сцене драматизма здесь хватает.

Венечек в спектакле Жолдака двое: постарше (Владас Багдонас) и помоложе (Леонид Алимов). Их связывает не только одна на двоих жизнь, но и плетеная веревка, один конец которой обвит вокруг талии Багдонаса, другой находится в руках Алимова. «Поводок» главного героя то становится длиннее, то укорачивается до строгого. Так случается, когда Венечка — Багдонас, романтик-походник с рюкзаком за плечами, замечтается о чем-то большем, раззадорив душу денатуратом, к примеру. Тогда хлопотливый и словоохотливый Венечка — Алимов быстренько пресекает лирику своего двойника. Рывок веревки — мысль потеряна.

Эта пара совершает путешествие не только по маршруту Москва — Петушки. Венечка-старший плывет по волнам своей памяти (в этом спектакле — черным полиэтиленовым, из которых всплывают чучела диких животных: лисицы, оленя). По реке памяти и воображения, что под действием алкоголя и широкой русской души способно одухотворять любые пространства и объекты. Так стервозная буфетчица, отказавшая компании в опохмеле поутру, становится вдруг на пуанты и плывет себе с подносом прочь с вонючего железнодорожного вокзала. А конечный пункт назначения Венечки — маленькая деревянная сторожка — желтеет где-то в глубине сцены уютным мягким светом. Луна же в этом пространстве то и дело превращается во всевидящее, но нервно мигающее око.

В друзья двум Венедиктам Жолдак дает ангела (Наталья Парашкина). Он не очень-то похож на существо, имеющее доступ к Самому. Этот ангел в резиновых сапогах пьет, пыхтит «Беломором» и орет дурным голосом сомнительные оратории: «Ах, Венечка, мудила ты грешный»… Андрей Жолдак не склонен к сентиментальности. Несмотря на то что уже второй раз он говорит о любви со сцены (первый раз — в спектакле румынского театра «Раду Станка» «Жизнь с идиотом», который привозили на прошлый фестиваль «Балтийский дом»). Свои мысли и чувства этот режиссер облекает в излюбленную сатирическую форму. Вот ругаются «зайцы» в электричке с контролером. Жолдак решает эту сцену как птичий базар: басит и угрожает штрафом проверяющий, вместо слов — индюшачье клокотание. Встревает в защиту безбилетного алкаша какая-то дамочка: затрещала сорокой, шустро, неразборчиво. К дискуссии присоединились и другие сочувствующие безбилетники: вагон наполняется щебетанием, которое мы слышим под своими окнами каждое летнее утро. У Жолдака неумная фантазия и хорошее чувство юмора.

Самое главное, что смущало и интриговало следящих за театральным процессом, — «сочетание» литовского актера Багдонаса и украинского режиссера Жолдака, имеющего имидж эпатажника и гиперавангардиста. Где у них точки соприкосновения? Казалось, их не может быть. Но с каждой минутой спектакля парадоксальные выводы напрашивались сами собой: Жолдак и литовский режиссер Някрошюс, с которым обычно работает Багдонас, — одной группы крови. Литовец создает свой мир, ориентируясь на небо, Жолдак — на землю. Някрошюс вступает во взаимодействие со стихиями — водой, огнем, ветрами. Жолдак, уверенно стоящий на ногах громкоголосый украинец, пользуется иными инструментами и театральными кодами. Два удара локтями в бока, два удара ладонями от сердца — никто не скажет, что точно это значит. У каждого может быть своя версия. И каждый, решая этот ребус по-своему, будет прав.

Поэму о пьяном путешествии к любимой женщине, которая закончилась трагической гибелью главного героя, Жолдак разворачивает в иную сторону. Он не акцентирует внимание на пристрастии Венечки к алкоголю. Речь в спектакле украинца совсем не об этом. Жолдак рассказывает историю путешествия одной души. Из этого мира, грязного и полного невесть кого в оранжевых строительных касках, — к той прекрасной золотоволосой девушке, что то и дело стремительно перебегает сцену из одной кулисы в другую.

Желание вырваться и что-то поменять — вот цель этого метафизического путешествия. И потому логично завершение этого движения: не шилом под ребра, а по длинной лестнице со сцены — куда-то вверх, под колосники, выше мигающей нервно луны. К тому, кто всегда примет и пожалеет любую заблудшую душу. Лишь бы она пришла с открытым сердцем. Даже если душа такая бестолковая, беспутная и бесполезно-мечтательная, как у этого неожиданного Венечки, бородатого человека с душой младенца. Он много грешил, но не со зла. И он так хотел любить. Не случилось.