«Мечтатели» (по комедии Мишеля Фермо «Двери хлопают»).
Театр Комедии им. Н. П. Акимова.
Режиссер Семён Серзин, сценография Валентины Серебренниковой.

В 1957 году повстречались Джон Леннон и Пол Маккартни, на советские экраны вышел фильм «Летят журавли», вершины американских хит-парадов занял Элвис Пресли, русский драматург Виктор Розов написал «В поисках радости», а французский драматург Мишель Фермо — «Двери хлопают»…

События этой «французской штучки», обозначающей в легком жанре важные для своего времени вопросы конфликта поколений, крушения семьи и традиционной морали, отделены от нас внушительной ретро-дистанцией. И из репертуара Театра Комедии не выламывается нисколько. Известно, что художественный руководитель театра Татьяна Казакова исповедует программный изоляционизм. На этой сцене уже давно невозможно представить что-либо такое, что может потрясти или хотя бы оцарапать. При этом театр уже давно искал для себя такого режиссера, который мог бы всколыхнуть его застоявшийся воздух. Приглашение Семена Серзина, 25-летнего «фильшта», актера и режиссера «Этюд-театра» кому-то могло показаться неожиданным. Тем не менее, факт остается фактом: когда в Петербург привезли серзинского «Вия» (по пьесе Натальи Ворожбит), Казакова его посмотрела и дала добро.

Комедию Фермо Серзину предложил театр, и он согласился. Поначалу происходящее на сцене вызывает ощущение разумного компромисса между традиционным пониманием комизма и тем драйвом, который приносит с собой режиссура. С одной стороны, соблюден сюжет о маленьком переполохе в большом семействе: родители давно остыли друг к другу и не понимают своих хиппующих бездельников-детей, но и дети то и дело норовят сцепиться друг с другом. Кто-то вечно торчит в ванной, кто-то «засосал» папин чек, у кого-то не ладится актерская карьера, кто-то не вовремя решил жениться… В довершение всех бед младшая дочь, 16-летняя Даниэль, беременна неизвестно от кого.

C другой, Серзин с самого начала задает особые правила игры, подспудно и постепенно разрушающие герметичный мирок пьесы. Время действия перенесено в конец 60-х, эпоху молодежных бунтов и социальных катаклизмов. Даже «оригинальное» название, позаимствованное у одного из последних фильмов Бертолуччи, не случайно. Время здесь — категория знаковая. Возникает контекст, а значит и внятная система оппозиций, ценностных ориентиров. Игра в ретро помогает Серзину совершить аккуратную диверсию на территорию реального. Портал украшен уорхоловскими портретам идолов эпохи — Джима Моррисона, Сержа Генсбура и др. Здесь цитируют Катрин Денев (очень кстати сыгравшую в экранизации Фермо 1960-го года Даниэль). А правый угол сцены оккупировал самый настоящий дворовый ансамбль хайрастых музыкантов в потертых клешах верхом на красном винтажном автомобиле. За фортепиано — композитор и брат режиссера Евгений Серзин. Ансамбль комментирует действие, вмешивается в сюжет, подает музыкальные реплики (страдания папы перемежаются тоскливыми вздохами аккордеона), аккомпанирует зонгам, звучащим нарочито дебильновато («Арлен / Мое имя Арлен / Готовлю я луковый суп / Без проблем». Или «Меня послушайте друзья / В семье с враждою жить нельзя. / Какая же семья / Без предводителя»). Музыканты поют дворовый гранж, создают богемный бедлам в трафаретном мире французских буржуа, будоражащую атмосферу проходного двора, в котором то и дело материализуется фантомный «поклонник Бабушки» в гриме Элвиса Пресли.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

По сравнению с тем, как это обычно бывает в Театре Комедии, может быть, чуть более четко обозначена проблема псевдо-благополучия «потерянного поколения» родителей, людей, не знавших стадию бунта, не испытавших болезнь роста, но и не жегших так, как жжет неунывающая Бабушка — старушка-порох, к которой по ночам заходит призрак Элвиса — «подурачиться». Роскошная Вера Карпова, кажется, шагнула в этот спектакль из грядущей беспечной эпохи диско, и поэтому видит мир исключительно в розовом цвете. Может быть, чуть более грустна, чуть более драматична, чем обычно, Татьяна Полонская, мать, ощущающая свою ненужность выросшим детям. А весь брутальный комизм достается глухой служанке Арлен (запоминающаяся работа Людмилы Вагнер) — злому гению семьи с нервным тиком.

В итоге все беды семьи оказываются мнимыми (и Даниэль не беременна, и папа не изменяет маме, и сынок-музыкант готов взяться за ум). В самой беспроблемности режиссер обнаруживает проблему. В команде, которую Серзин привел с собой в Комедию, два лица играют очень важную роль. «Фильшты» Филипп Дьячков (Франсуа) и Надежда Толубеева (Даниэль), люди со стороны, резиденты, самим фактом своего присутствия ставят под сомнение условности жанра. Но если драматическая линия Франсуа (чей богемный имидж — только способ побесить родителей и заклеить девчонку) обусловлена ситуацией пьесы, а самом же деле под маской развязного мачо с полотенцем вокруг бедер — смешной пацан с ушами, беззащитно торчащими на стриженой голове, который легко меняет хипповский прикид на отглаженный костюм клерка, стоит ему отдать себя в руки практичной маленькой хищнице Пинки. «Оляля, Франсуа», — грустно комментирует это безрадостное преображение солистка. Музыканты тихо покидают сцену, которая после их ухода становится странно пустой и мертвой.

И тогда слово берет Даниэль, будто ураган, вырываясь на сцену из зрительного зала, как существо из другого мира, в огромных Martens’ах, наушниках, с тушью, размазанной вокруг заплаканных глаз. На самой верхотуре, под колосниками образумившийся брат трясет сестру за плечи: «Чего ты хочешь?». «Я хочу ребенка!», — истошно кричит она в ответ. Как бы не зная, как иначе обозначить проблему — неполноты, неподлинности, недостаточности бытия. Проблему не столько героини пьесы (смутный протест против неполноценного мира взрослых, в лагерь которых переходит ее брат), сколько самого театра, в котором ее играют.

Едва ли этот спектакль изменит генеральный курс театра. Едва ли вызовет у его респектабельной публики что-то большее, чем легкий приступ недоумения. «Мечтатели» Серзина — в масштабах города не революция, а буря в стакане, взрыв не бомбы, а петарды. Но в масштабах отдельно взятого театра, который давно уже варится в собственном соку, событие очень важное.