На сцене МДТ — Театра Европы состоялась премьера спектакля Льва Додина «Страх. Любовь. Отчаяние» по произведениям Бертольта Брехта. Для своей первой работы с драматургией Брехта режиссер объединил две пьесы «Страх и отчаяние в Третьей империи» и «Разговоры беженцев».

Лев Додин прежде не обращался к драматургии Бертольта Брехта. Но темы, волнующие немецкого драматурга, он затрагивал практически в каждом своем спектакле. Главные герои пьес Брехта — те же, что и спектаклей Додина: беззащитный человек и безжалостная к нему родина.

Спектакль поставлен в стилистике немецкого театра. Здесь важна статичность — артисты просто выходят на сцену и произносят в зал реплики. Зритель чувствует себя не просто наблюдателем, но случайным свидетелем. На протяжении двух часов он как бы подслушивает чужие беседы, порой очень личные, но в основном абстрактно философские. Из этих обрывков слов и набросков судеб складывается картина общей жизни — вроде «Герники» Пабло Пикассо — на фоне отчаянно страшной эпохи.

О том, что за окном непогода, зрители догадываются по звукам ливня и мокрым зонтикам в руках посетителей уютного кабака. Когда играет ансамбль и молодые вокалисты поют пронзительный блюз, шум дождя затихает. За стойкой суетится бармен, разливает по кружкам пиво, которое разносит гостям излучающая доброту и тепло кухарка Минна (очаровательная Мария Никифорова).

Здесь, среди музыки и веселья, такими неуместными выглядят страх и отчаяние.

А за окнами монотонно стучит дождь и завывает ветер, который скоро пригонит войну — как природную стихию, как неизбежность.

Ведущие роли героев пьесы «Разговоры беженцев» Циффеля и Калле режиссер отдал Татьяне Шестаковой и Сергею Курышеву. Они сыграли людей, к которым жизнь немилосердна до зубовного скрежета. А они эту жизнь, как сиротки бросившую их мамку, отчаянно любят и жадно цепляются за ее подол, рискуя получить очередной пинок. Ими движут страх, отчаяние и любовь. И родина для них вроде строгой воспитательницы, от которой надо сбежать.

Не оторвать глаз от Натальи Акимовой и Сергея Власова, сыгравших супружескую пару из эпизода «Шпион». Два запуганных человека, два любящих сердца; они боятся не смерти, но разлуки. Она, знаете, в такой береточке по моде 30-х годов, он элегантен и внешне спокоен. Но как только раздается телефонный звонок, бросается к аппарату и вздрагивает от тревожного молчания на том конце провода. Ярко и выразительно сыграл эпизодическую роль Станислав Никольский — актер невероятно талантливый, недооцененный публикой. Как жалок его безработный Франц и как унижен в своем стремлении к простым человеческим радостям, далеким от великих целей империи. Разумеется, именно он стал мишенью для унизительных шуточек подвыпивших штурмовиков, заявившихся в кабак шумной компанией. Они упиваются своей властью над бедными и кроткими, потакают своим похотливым инстинктам, а если кто попробует возразить, разнесут все в щепки.

В новом спектакле Льва Додина сосуществуют в одном пространстве персонажи двух пьес, герои своего времени, граждане одной страны.

Когда речь заходит о диктаторе, Брехт называет имя Гитлера, Додин придумал забавное «как его там», и этот остроумный ход лишил спектакль границ географических и исторических. Есть в этой замене и трогательная надежда: а вдруг на этот раз удастся пропустить страшную главу. Лев Додин поставил социально-политические вопросы острым углом — причем острием к простому народу. Люди не воспринимают уроки прошлого, им легче поверить в непредвиденную катастрофу, чем избежать той же ошибки. Да, они все еще верят в благородные цели современных войн. Они строят идеальное государство, потом и кровью возделывают райские земли, а сами всего лишь рабы прихотей «как его там». Это добровольное рабство — не причина, но след-ствие страха — всегда приводит к отчаянию. А начинается все со слепого обожания.

Перед войной расцветают утопии, и людям особенно хочется веселья. А те, кого не приняло «общество всеобщего благоденствия», устремляются прочь из «Города Солнца» и ведут опасные разговоры на дорожку (среди таких был и вечный изгнанник Бертольт Брехт). Они оказались свободными и никому не нужными. Быть никому не нужным в стране, где каждый твой шаг под контролем, — в этом, наверное, и есть свобода. По Брехту именно беженцы — свободные люди, а патриоты — рабы. «Я не люблю Америку, там слишком много патриотов», — произносит один из героев, кажется, Циффель, а может быть, Калле. Капиталистический рай тоже создается рабами.

В финале красавица Юдифь (Ирина Тычинина), пока еще никому не нужная, кроме своего терзаемого страхом и отчаянием мужа, бежит в пространство мнимой свободы (Амстердам и сегодня карикатура на свободу, перепутанную со вседозволенностью), где на райской земле можно будет пустить корни и расцвести для новой жизни. В этой истории все устремляются в рай, находясь в двух шагах от ада. Это наша общая история, над которой уже сгустился дым мартеновских печей и кровавое зарево массовых репрессий.