Андрей Могучий далеко не в первый раз («Школа для дураков», «Изотов») погружает зрителей в сюрреалистическое пространство человеческой памяти с ее метаморфозами, лакунами, прерывистостью, многоуровневым монтажом… Но в первой своей большой работе на сцене БДТ он не преподносит шокирующих сюрпризов, а умело и деликатно адаптирует некоторые художественные принципы своей режиссуры к обстоятельствам театра, генетически запрограммированного на другой тип игры — весомый и очень конкретный.

«Алиса» — лукавая и вместе с тем очень искренняя, сугубо театральная история, построенная на игре с памятью театра, его коллективным бессознательным. Обыгрывая его «сказочное» прошлое и его летаргическое настоящее, Могучий ставит спектакль на «стариков», оставляя молодежи роль обслуги, хора. Лирическим «я» театра, выразителем его внутреннего мира выведена Алиса, Алиса в Стране Чудес, Алиса Бруновна Фрейндлих. Текстовая, речевая части часть спектакля (авторы пьесы — Андрей Могучий, писатель Сергей Носов и завлит театра Светлана Щагина) шилась на «живую нитку» из разговоров с актрисой, воспоминаний партнеров и коллег.

Сложно было заранее вообразить, как Андрею Могучему удастся «переформатировать» строго-классические интерьеры Каменноостровского театра. Однако удалось. Зрителя по запасным лестницам поднимают прямо на сцену, где уже выстроена скромная трибуна рядов. Их взгляду открывается все многоярусное пространство-колодец зрительного зала, его дно, уставленное зачехленной и перевязанной бечевкой, мебелью. В белые чехлы укутаны и балконы, и лампы, и балюстрады…

Художник Мария Трегубова превращает театр на Каменном острове в театр-призрак, уснувшее, вымершее пространство видений.

Это и кроличья нора, в которую упала кэрролловская Алиса, и шахта лифта, в которой застряла и, возможно, потеряла сознание главная героиня (об этом она расскажет похожему на автомат проводнику, требующему, чтобы она предъявила билет на поезд, который вообще-то никуда не идет), и театр как театр, притихший, строгий, странно пустой.

Но в какой-то момент все это многоярусное пространство оживает, заполняется звуками. За дверными проемами лож, превращенных в вагонные двери, мелькают неясные тени, слышится шум перрона, паровозный чих… По нему неслышно бродит рыжеволосая девочка, напевая считалку: «Тик-так, тик-так / Кто собьется — тот дурак», и детский голос призывает издалека: «Алиса… Алиса?»

Дно этой «кроличье норы» зеркально повторяет интерьер ее собственной квартиры, населенной полуфантастическими-полуреальными образами «Алисы в стране чудес». А куда же еще может попасть человек, которому каждый гость считал долгом сделать подношения в виде той или иной редакции кэролловской книжки? Мир этот постарел и впал маразм. «Просрали, все просрали», — надсаживаясь, верещит импозантно-язвительный Кролик (Анатолий Петров), состарившийся «исключительно из уважения к тебе, Алиса», и целится из винтовки в пухлого Шалтай-болтая (Андрей Шарков) с авоськой капусты в руках. Растерянный Шляпник (Валерий Ивченко) требует у Алисы ответа на загадку из детского репертуара парадоксов, и, не получив ответа, горестно восклицает: «Забыла, все забыла!». «Почему ты не маленькая?», — удивляется похожая на мумию, несгибаемо осанистая Королева (Ирутэ Венгалите). Застрявшие в бесконечном чаепитии, персонажи пытаются вспомнить, зачем они когда-то бегали по кругу. Ах, да — они пытались высохнуть после того, как едва не утонули в море слез, пролитых Алисой…

Не раскочегарив постаревшую Алису на новые слезы, кто-то из компании требует устроить «мемориальный забег», памяти того давнего, полного жизни и огня, бега. И в этом предложении бездна иронии и лукавства. Разве не такие воображаемые забеги периодически устраивает ревнители театральных традиций, находящие утешение в «великом», в отличие от ничтожного настоящего, прошлом?

«Как поросенок я был еще ничего, а как человек никуда не гожусь», — сокрушается Геннадий Богачев, некогда один из первых красавцев БДТ, а сейчас брюзгливый и постаревший, обыгрывая параллельно роли бывшего поросенка свою некогда «козырную» роль — официанта Димы из «Утиной охоты» Вампилова…

Будем честны: в этой «разговорной» части спектакля текст не переводится ни в какое иное, сугубо театральное качество. Игра слов, цитат, литературных реминисценций остается игрой слов. Причем вялотекущей, буксующей, грешащей повторами — будто замкнутое на себе самом сознание, пораженное бессонницей и прокручивающее одну и ту же мысль.

Многоуровневость пространства поддержана многоуровневой игровой структурой. Понятно, что выбеленные маски персонажей «Алисы в стране чудес» перекликаются с имиджевыми масками артистов БДТ — Георгия Штиля, Сергея Лосева, Валерия Ивченко, Евгения Чудакова. Заслуга Могучего именно в том, что он вытаскивает из немолодых уже артистов, намертво сросшихся со своими амплуа (простак, комик, конферансье…), их сокровенное, человеческое, казалось бы, намертво погребенное под слоями грима, под руинами некогда сыгранных ролей.

Во втором действии пространство вновь переформатируется, трибуны убирают, и зрители оказываются на дне «норы», на потертых, уже расчехленных стульях и скрипящих табуретах — между самыми настоящими, когда-то принадлежавшими живым людям, лампами, секретерами, диванами и шкафами, перемешавшись с самыми настоящими артистами, где мастер конферанса Сергей Лосев, на время сняв парик Гусенички))), задает зрителям провокационные математические загадки; где (на премьерных спектаклях) половина из зрителей «свои», вроде Светланы Крючковой или Лии Ахеджаковой, и поэтому нет ровным счетом никакого коммуникационного барьера.

В ожидании Алисы каждый из актеров рассказывает свою историю, про свою «Алису», любовницу, дочь, девочку-соседку… Возможно, эти истории перекликаются с эпизодами из биографии реальной Алисы, возможно, только с историями ее «двойников», тех, кого ей когда-то довелось сыграть на сцене. Это не принципиально важно.

Пьющий сосед дядя Коля Шелудило, бывший Додо (Георгий Штиль) — о том, как напугал ее, выходящую из лифта, до обморока. Самоуверенный обманщик-любовник из Торгпредства, бывший Белый кролик (Анатолий Петров) — о том, «как она бегала за мной, как контролировала…». Мать, бывшая Королева, вечно занятая театральная артистка (Ирутэ Венгалите) кается в том, что не додавала дочери любви, а теперь «ее так не хватает». Эти монологи, плотные, предельно конкретные, как и сами артисты. Возможно впервые в режиссерской биографии Могучего персонажи сотканы отнюдь не «из того же вещества, что наши сны». Эти роли вдруг обнажают в артистах что-то очень сокровенное, почти исповедальное. Возможно, это общее чувство вины и потери?

Полные непридуманных и теплых жизненных мелочей, они, конечно, рассказывают нам не про народную артистку России, Алису Бруновну Фрейндлих, но монтируют в сознании зрителей образ женщины вообще, той «Алисы», которая у каждого своя, уязвимая и решительная, мудрая и страстная, хрупкая и очень сильная.

В пространство воспоминаний в конце концов возвращается настоящая Алиса (было решившая удрать в сопровождении бывшего поросенка), чтобы, наконец, встретиться со своим двойником, рыжей девочкой, знающей ответы на все загадки мира, и тут же расстаться, разбуженная голосом диспетчера аварийной службы.

Лишенная возможности спрятаться за ролью, Алиса Фрейндлих рискует ежеминутно, прошивая спектакль живой нитью пока еще не застроенных, живых реакций на происходящее. Ее сбивчивость, растерянность и азарт — естественные реакции человека, вышедшего в открытый космос театра без спасительного скафандра роли. Перед нами просто человек, как все, пусть и знаменитая актриса, женщина, которая, по словам Шляпника, когда-то «плакала, смеялась, была живая», а теперь к ней приходят внуки, с которыми она играет в Doom, а теперь она лежит в темноте, и не может уснуть, и думает о том, что на часах ее жизни без пяти минут полночь.

Ей в этом спектакле было назначено стать старой и вечно юной душой театра. Этому театру Андрей Могучий сделал не электрическую дефибрилляцию, а ненавязчивый массаж усталой сердечной мышцы…