Международный театральный фестиваль «Александринский» в этом году открылся премьерой спектакля Аттилы Виднянского «Преступление и наказание».

Классик венгерского театра поставил произведение классика русской литературы Федора Достоевского на сцене Александринского театра. Полифоничное сочинение длиною пять с половиной часов в XXI веке — это поступок. Публика в наше время не привыкла надолго задерживаться в театре.

Режиссеры это понимают, и им иногда достаточно только темы, чтобы, как у Вертинского, «в сердце вспыхнувшем зазвучал напев». Примеров таких клипов-спектаклей хватает, и среди них есть вполне достойные образцы. Но Виднянский для премьеры в Петербурге выбрал путь не простой. Полное погружение в роман, героем которого, прежде всего, является город.

С первого взгляда полюбить его сложно, сначала он пугает. Дождь, туман, неулыбчивые жители… И «мертвецы за плечами». В связи с этим вспоминается история. На одном из своих выступлений Борис Гребенщиков рассказал о том, как в наш город приезжала известная шаманка из Непала. И погуляв по Петербургу, оценив его красоту, она отметила: «Город красивый, но почему-то у вас тут очень много мертвецов». Историю эту можно рассматривать как метафору. Свидригайлов и Раскольников — порождение этого города. В спектакле Виднянского герои убиенные и впрямь существуют в одной сценической реальности с живыми. Два главных героя — Свидригайлов (Дмитрий Лысенков) и Раскольников (Александр Поламишев) — двойники. «Мы с вами одного поля ягода», — говорит Аркадий Иванович Родиону Романовичу. Раскольников вынашивает идею убийства, Свидригайлов растлевает и убивает. С преступлением все ясно, убить, в конце концов, оказывается легко, а что же будет дальше? А дальше — наказание, и вот тут начинается самое интересное.

Спектакль Аттилы Виднянского — это спектакль о вере и псевдовере о раскаянии и псевдораскаянии. Родион Романович, признавшийся в убийстве под напором Сони и Порфирия Порфирьевича, и Свидригайлов, раскаявшийся и убивший себя. Убивший, потому что продолжение такой жизни стало для него уже само по себе преступлением. И убил Свидригайлов не себя, а черта внутри себя. Поэтому, как это ни странно и страшно звучит, поступил по-христиански. Признание же Раскольникова: «Это я убил» — звучит фальшиво. И это подтверждает эпилог, написанный Достоевским. Из него мы знаем, что истинного раскаяния у бывшего студента не случилось.

Вполне возможно, Аттила Виднянский, работая над романом, думал иначе. Но идея режиссера, воплотившись на сцене, очень часто в глазах зрителя трансформируется. Каждый из нас приходит в театр получить ответы на свои собственные вопросы. И чем совершеннее постановка, тем больше вариантов этих ответов. В спектакле Виднянского доказательством истинного раскаяния стало самоубийство. А человек, который признался в убийстве и отправился на каторгу, просто оказался малодушен и не выдержал давления общественности.