На Новой сцене Александринки поселился «Макбет» Кшиштофа Гарбачевского — система прописных истин и штампов современного театра.

В глубине пустынной площадки высится огромный надувной батут, выкрашенный «пограничными» черно-белыми полосами. В батуте-замке стоит золотой кот с поднятой лапкой — китайский символ удачи и богатства. Начало спектакля многообещающее: тремя оглушительными выстрелами убивают человека в камуфляже. Пороховые заряды, похоже, заложены прямо в костюм: во все стороны летят какие-то клочья, хлещет бутафорская кровь, образуя не высыхающую на протяжении двухчасового действия бордовую лужу. Потом на огромном экране слева (при полном отсутствии людей на сцене) возникает белая рифлёная внутренность то ли гаража, то ли замка Макбета, где толкутся герои шекспировской пьесы — от леди Макбет (Ольга Белинская) до ребенка Макдуфа (Василиса Алексеева), мучающего огромного игрушечного медведя. Впрочем, «теснота и обида» узкого пространства площадью в 5–6 «квадратов», видимо, символизируют не конкретное место, а «жизнь строгого режима» в королевстве, где вечно всех прижимают к ногтю.

Съёмка, отображение которой на экране составляет две трети времени спектакля, подразумевает лишь два плана. На втором кто-то танцует или спит. На первом — молчит или медленно и чётко проговаривает «знаковый текст». Дункана тут играет женщина (Полина Воробьева), сам Макбет (Алексей Фролов) преимущественно помалкивает. Не избалованы словами и прочие герои: текст в переводе Анны Радловой «нащипан» изрядно, и тем, кто Шекспира не читал, понять что-либо сложно. Особенно когда на головах злодеев, истязающих беременную женщину, появятся белоснежные мордочки Китти и мордуленция неизвестно в чём провинившегося Чебурашки…

Такой вот взгляд на спектакль тех, кто, стуча каблуками и сиденьями, покидает зал во время действия («Вот фуфло ваш Шекспир!»).

Если перестать жалеть зрителя, бог весть что заранее вообразившего о постановке, то можно сказать, что хаос спектакля Гарбачевского лишь кажущийся. Режиссёр создаёт стройную систему, внутри которой есть всё — «волос шотландских желтизна», раздумья о калечащей жизни системе, плотская зависимость мужчин от женщин, подлость и притворство как инструмент достижения цели, страх, вызывающий безумие, есть ложь и предательство, жажда крови и преклонение перед силой, свойственные даже детям. Есть в спектакле и «работа на износ» фактурной Белинской, декламирующей, поющей, танцующей, сходящей с ума, или экранная жизнь Галы Самойловой (леди Макдуф), умеющей играть взглядом так, как не дано это делать никому…

Придумано и воплощено много (в том числе и художником Яном Струмилло), но оправдано — минимум. Получается примитивизированный пересказ шекспировского сюжета, тяготеющий к моралите и оформленный аляповатыми приёмами площадного балагана (например, сначала призывают зрителей в свидетели злодеяний, а после укоряют их в ограниченности). «Экранное время» накрывает космической скукой (центральная «картинка» «вестей из гаража» по сторонам обрамлена движущимся в глубины вселенной астероидным потоком), реквизит и декорации практически «не работают», повторы текста, которые должны усугублять напряжённость, мучающую героиню, как и «опадание» надувного королевства, терпящего фиаско посредством злодеяний четы Макбетов, смешат…

А ведь самая мрачная из шекспировских пьес — невероятный конгломерат высоких слов (в любом переводе), которыми рассказана традиционно низменная для человечества история борьбы за власть. Омерзительность сюжета в том, что кровавая инициатива устранения соперников исходит от женщины, назначенной природой к созиданию. И «Макбет», талантливо воплощённый на сцене, может мгновенно выработать в зрителе отвращение к насилию и жгучее желание сопротивляться злу по мере своих скромных сил. Злу, но не Шекспиру.