Опера П. И. Чайковского «Евгений Онегин» стала последней премьерой театрального сезона 2018/2019 года на сцене Санкт-Петербургского детского музыкального театра «Зазеркалье».

Было очевидно, что шедевр Чайковского рано или поздно появится в афише «Зазеркалья» и художественный руководитель театра Александр Петров представит собственный взгляд на «энциклопедию русской жизни», однако невероятная популярность «Онегина» способствовала образованию такого количеством «подводных камней», оставшихся после многочисленных интерпретаций, что к созданию оригинальной версии режиссер шел долгие годы. Петров предлагает посмотреть на давние события «изнутри», идентифицировав себя с Татьяной и оказавшись с ней на одной «эмоциональной волне». Княгиня Гремина (Ольга Фурман) на исходе жизни перебирает в памяти дни и часы розовощекой юности и похороненных надежд. Но прошлое не просто выстраивается в событийный ряд, где лишенные плоти и крови люди иллюстрируют канувшие в Лету эпизоды, оно предстает живой, не застывшей материей, дарящей иллюзию, что «пазлы» могли сложиться иначе.

Собственно и мимическая роль княгини, появляющейся на подмостках до начала привычного повествования, решена таким образом, что, растворяясь в состоявшемся жизненном сценарии, она проживает его заново и столь интенсивно, что временами известный финал не кажется ей предопределенным.

Спектакль получается не только о том, что случилось, но и о том, что могло бы случиться, и хрестоматийное «А счастье было так возможно, / так близко!» обретает не фатальное, а «рукотворное» звучание. Режиссер намеренно укрупняет психологическую подоплеку каждого поступка, позволяя рассмотреть «под микроскопом» значение всякого, подчас неосторожно оброненного, слова или едва уловимого насмешливого движения рта, способных радикально изменить ход событий.

Сценографию Алексея Левданского можно сравнить с монотипией, что кажется почти невероятным, но некоторая степень незавершенности, «размытости» побуждает к дорисовке деталей и не позволяет сценической конструкции закостенеть, что делает ее неотъемлемой частью режиссерской концепции, ее живописно-графическим выражением.

Не менее «живописательны» — внутренне и внешне — практически все персонажи оперы благодаря костюмам, выполненным по эскизам Елены Орловой, вокальной состоятельности солистов, целостности сценических образов и тонкой, деликатной работе с партитурой маэстро Павла Бубельникова.

Для Григория Чернецова Онегин бесспорная удача, внешний лоск становится продолжением голосового блеска. Онегин-Чернецов точь-в-точь такой, каким рисуется при прочтении пушкинского романа в стихах. Очень красивого, «благородного» тембра баритон артиста звучит отменно на протяжении всей партии. Не становится исключением и финальная фраза «О, жалкий жребий мой!» — напряженная психологически, но абсолютно свободная вокально.

Другой исполнитель партии пушкинского героя — Иван Васильев — при хороших голосовых данных совершенно не опытен актерски. Онегин стал дебютом молодого певца на сцене «Зазеркалья», и есть основания полагать (несмотря на огрехи), многообещающим.

Ленский Романа Арндта — пылкий, импульсивный; Дениса Снигирёва — рефлексирующий, меланхоличный. Тенор Арндта —

энергичный, полетный, с легкостью преодолевающий верхние ноты, вкупе с темпераментом и актерской харизмой содействует созданию характера, сходного по природе с характерами сегодняшних поэтов — завсегдатаев арт-центра «Пушкинская10». У Снигирёва —

теплый «шелковистый» тембр голоса и деликатная манера звуковедения. В минувшем сезоне артист появился в очень поэтичном образе Камилла де Россильона («Веселая вдова» Легара) на сцене Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии. Его Ленский — романтичный юноша из XIX века.

Столь же разнятся и исполнительницы партии Татьяны — Елена Миляева и Ольга Черемных. Обе певицы — обладательницы красивых больших сопрано, идеально подходящих для воплощения героини Пушкина, какой ее увидел Чайковский. Но если Татьяна Черемных — восторженная девочка с сияющими глазами, до конца онегинской отповеди «Вы мне писали, не отпирайтесь» находящаяся во власти мечты, то Татьяна Миляевой не столь наивна. В ней больше сдержанности, и понимание краха ожиданий приходит с первого взгляда в холодное лицо Онегина. Следует отметить и удачное совпадение пар Миляева — Чернецов, Черемных — Васильев по психофизическим характеристикам.

Меццо-сопрано Дарья Росицкая (незабываемая Кармен в одноименной опере Бизе и Анджолина в россиниевской "Золушке) в роли Ольги явила себя не только как блестящая вокалистка, но и как незаурядного драматического дарования актриса. Украшением постановки стали обладатели превосходных басов Яков Стрижак (Гремин) и Андрей Удалов (Гремин и Зарецкий).

В целом спектакль получился самобытным и современным.