В спектакле Даниэле Финци Паска есть плюшевые ангелочки, но нет музыки.

Заупокойную мессу великого итальянца издавна принято называть «двадцать шестой оперой Верди». Однако за всю его историю мало кто из режиссеров решался превратить «Реквием» в полноценный спектакль.

Новую попытку театрализации предпринял швейцарец Даниэле Финци Паска, уже знакомый питерскому зрителю по прошлогодней «Аиде», поставленной в нестандартном пространстве концертного зала.
 В этом году Паска, он же постановщик открытия Олимпийских игр в Турине и режиссер Цирка Дю Солей, перенес «Реквием» из концертного зала на главную сцену и разыграл его как сказочную феерию.

По уверению Паска, главный герой спектакля — сам Мариинский театр. Реквием у него стал гимном во славу легендарных театральных подмостков. Это чествование старушки Мариинки с ее обшарпанными стенами, пыльными цехами, скрипучими полами, с ее многовековой историей. Так хотелось бы думать, но спектакль получился о другом.

Маленькая девочка в сопровождении ангелов с плюшевыми крыльями шествует через зрительный зал. Поднявшись на авансцену, закрытую пожарным занавесом, стучит в него три раза, и, как по волшебству, сценическая коробка Мариинки распахивается во всю ширь, и на переднем плане появляется хор. У хористов на глазах красные повязки.

Громадное кадило-колокол вешают под колосники и раскачивают под раскатистый «День гнева», откуда-то появляются мигающие ярко-красные люминесцентные лампы, неприятно бликующие в зеркальных плитах, затем эти плиты катают по планшету, за ними во время пения солистов прячется многочисленный хор.

Ангелы же все это время выполняют функцию рабочих сцены. Апофеозом становится «полет» девочки. Ее прикрепляют к огромным белым воздушным шарам и заставляют висеть над громогласным хором. Исполнительница Аня Мошникова оглядывается по сторонам, машет ручонкой зрителям, болтает ножками и, видимо, очень ждет приземления. Больше ничего не происходит, и становится немного неловко.

На поверку режиссерский гимн театру оказывается гимном допотопной театральщине, одновременно наивной, несдержанной и смешной. Спектакль-энциклопедия расхожих сценических ходов разных эпох. Пасторальные плюшевые ангелочки соседствуют с новомодным хай-теком, рисованные задники уживаются с металлическими панелями.

Плюс электрические свечи, видеопроекции, бархатные занавесы. Все это множится на протяжении полутора часов, и к финалу наряду с объяснимым пресыщением возникает неожиданное ощущение эстетической законченности. Действительно, здесь воплотилась почти вся история театра. И все его родовые болезни.

Спектакль панически боится аскезы, ежеминутно исторгая псевдоэффектные красивости. Под этим тяжким грузом полностью теряется музыкальная составляющая. В постановке нет Верди (хотя оркестр и хор Мариинского театра под управлением Михаила Агреста звучит достойно, солисты — Анна Маркарова, Надежда Сердюк, Хачатур Бадалян, Владимир Феляуэр — также на высоте), потому что у публики нет времени слушать, только — смотреть.

Все это, конечно, грустно. «Двадцать шестую оперу» Джузеппе Верди после такого зрелища хочется вернуть в концертный зал и больше оттуда не выпускать.