Если Вы видели хоть один спектакль по пьесе Мартина МакДонаха, то представляете себе традиционную для ирландца-гротескера атмосферу ироничного кошмара. Кошмар может быть вполне будничным (для персонажей), но от этого не становится более радостным и естественным. Помните, Графиня из «Пиковой дамы» просила Томского прислать ей роман, где герой «не давил бы ни отца, ни матери и где бы не было утопленных тел»? Томский авторитетно отвечал: «Таких романов нынче нет». Спустя два столетия мы с той же уверенностью можем сказать про современную драматургию: «А как же иначе!». На премьере Театра им. В.Ф.Комиссаржевской «Сиротливый Запад» — два утопленника (плюс три в прошлом), и для затравки сын метким выстрелом сносит родному отцу полголовы.

Впрочем, все это мелочи жизни. Театру нужен масштаб. Режиссер Виктор Крамер поднимает почти бомжатский быт братьев Коннор до уровня библейских обобщений. Религиозные мотивы есть и в пьесе, тем более, третий участник трагифарса — пьяница-пастор Уэлш (простите за невольную игру слов, Денис Пьянов). Во второй части представления идет дискуссия, куда попадет самоубийца-священник. Он поставил свою грешную душу на кон. Если братья, с их вечным противостоянием, наконец, помирятся, Уэлш отправится в Царствие небесное, а если нет… Так же Коулмен (Александр Баргман) и Вален (Сергей Бызгу) шастают в своих мыслях и поступках между Раем и Адом, склоняясь к последнему. Оба они — Каины, которые чудом удерживаются от братоубийства. Действие начинается с проповеди пастора об изгнании бесов.

Пирожки и святость

Но Крамер «сооружает» и свои, постановочные «качели». Поток непристойностей и невнятность для жителей Линэна моральных норм режиссер уравновешивает церковными хоралами, фрагментами из реквиемов. Странные, безмолвные монахини, напоминающие античных данаид (дырявые бочки с водой заменены бидонами) или каких-то дам, ведающих судьбой, совершают загадочные ритуалы. Заодно они пекут вкусные валованы. Под финал из подручных средств сбивают большой крест, и злосчастные братья вместе с четвертой участницей квартета, несовершеннолетней Герлин (Марина Даминева), повисают в ящичках между небом и землей. Крамер, родивший театр «Фарсы», эксцентрик, весельчак, похоронил свое детище и, видимо, задумал организовать театр «Трагедии». В трагедиях должно быть много трупов. Пожалуйста!

Послегамлетье

По крайней мере, МакДонаха Крамер воспринимает в качестве «сегодняшнего Шекспира» с грандиозными страстями. Страсти не соответствуют ничтожным поводам, которые их вызвали. Чипсы с бороздкой и бутылка самогона становятся пределом мечтаний, фигурки святых из стеклопластика заменяют Микеланджело. После фокинского «Гамлета» особенно ощущаешь переклички между «Сиротливым Западом» и трагедией Шекспира. Правда, «Гамлет» у МакДонаха вывернут наизнанку. Там сын мучительно переживает убийство отца — здесь только на минуту задумывается, а стоило ли его убивать. Рефлексия Гамлета передается отцу Уэлшу — у него тринадцатый «кризис веры». Герлин — новая Офелия и святая Магдалина по совместительству. Кроме того, огромная железная конструкция-паутина Александра Боровского («Гамлет») уменьшается в «Западе» до двух фанерных коробок с множеством ячеек — в них «живут», хранят детские и недетские игрушки Коулмен и Вален. Заметим, наш конструктивист Максим Исаев собрал весь бутафорский и костюмный хлам (для изображения Ирландии) на помойках вблизи станции «Удельная».

Баргман дважды сыграл Гамлета, а теперь ему пришлось забыть свое героическое прошлое (Дон Жуан, Несчастливцев) и превратиться в инфантильного педика-психопата, отчасти смахивающего на спутника Воланда с треснувшим пенсне. Сутуловат, ходит боком. Стеснительный убийца. Сергей Бызгу «побывал» лишь Полонием, и в роли наивно-подозрительного скупердяя Валена узнаваем. Однако утратил привычное в других его образах благодушие. Имена двух популярнейших актеров, занятых в последнее время режиссурой, гарантировали, вроде бы, полный успех премьере, но МакДонах коварен не только по отношению к своим персонажам — по отношению к актерам тоже.

В «Сиротливом Западе» нет детективной интриги, которая приковывает внимание публики (как в «Человеке-подушке»), нет чрезмерностей гротеска (как в «Черепе из Коннэмары»). Автор предлагает зрителю свой вариант психологического театра. Бесконечные ссоры братьев интересны, если они психологически разработаны исполнителями, богаты нюансами. Крамер никогда психологическим театром не увлекался. Он — строитель внешнего действия, сочинитель эффектных трюков.

Он понадеялся на двух очень хороших актеров, но диалоги Коулмена и Валена получились однообразными. Потому спектакль почти четырехчасовой продолжительности кажется затянутым. Текст в переводе Валентина Хитрово-Шмырова, его играют по всей России, не производит впечатления монотонности. Но Крамер рискнул перевести пьесу заново, пользуясь подстрочником. Хотя, где звучит Крамер, а где актерская импровизация, сейчас уже не скажет и сам Крамер. Импровизация касается, прежде всего, ненормативной лексики, слетающей с уст Баргмана и Бызгу, легко, словно перышко. Если у МакДонаха один раз предлагают засунуть пирожок в нехорошее место, то в спектакле (на словах) седалище ни минуты не оставляют в покое. Скотологические образы придают известную взрывчатость ссоре, но утяжеляют действие, к концу первого акта приедаются даже людям привычным к обильной брани (критикам, прорабам, старшинам). Люди, соблюдающие пост и приличия, удаляются из зала.

«Твои глаза зеленые…»

Если заткнуть одно ухо, отфильтровать «гребаных», можно вычитать печальную историю про общее сиротство вечных детей. МакДонах не склонен их жалеть — кто виноват в том, что они убивают отцов и убивают Бога в себе? Баргман с Бызгу, по мере возвращения своих персонажей к воспоминаниям о раннем детстве, становятся сентиментальными (что не мешает размахивать ножом и ружьем). Русская литература всегда обливалась слезами над «маленьким человеком». Что же касается непоследовательной металлистки Герлин, то она и впрямь ребенок. Угловатая, с торчащими косичками-рожками. Притворяется крутой, однако способна к искренней любви и самопожертвованию. Выпускница курса Григория Козлова Марина Даминева (по сведениям Интернета, вес 52 кг., размер обуви 36, глаза зеленые) привыкла во время работы над «Идиотом» в Театральной академии перелопачивать психологически насыщенный текст, поэтому выглядит наиболее цельной фигурой спектакля. В принципе, действие должно бы стягиваться к идейному центру пьесы, отцу Уэлшу, но Денис Пьянов, блистательно играющий в «Квартирнике» (Театр на Литейном), «Вие» (БТК), здесь лишен индивидуальности. Прикладывается к бутылочке, взывает к добру и ни на йоту не меняется. Тема обозначена и все.

Театр никого не осуждает. Он только ставит зеркало перед партером и объясняет: Вы такие же, как братья Коннор, пусть и не палите из ружья в собственных родителей. Люди, застывшие в неопределенности. Вам не попасть в Царствие небесное. Вы мимо него просвистите. Однако, не ведающих добра и зла, Вас, наверно, пустят в чистилище. Там тоже сносно. Что ж, и на том спасибо.

Театр им. В.Ф.Комиссаржевской, чувствуя свое сиротство без отца-руководителя Александра Морфова, пытается что-то придумать с другими интересными режиссерами. И «Сиротливый Запад», несмотря на «гордость и предубеждения» его создателей, все-таки весьма любопытная премьера. Правда, не совсем в духе репертуарных традиций театра при Пассаже.