Аплодисментами до самого закрытия занавеса чествовали зрители 14 декабря премьеру постановки «Дон Кихот», которая состоялась в театре имени Ленсовета!

История, вышедшая из-под пера М. А. Булгакова по одноименному роману великого испанского писателя Мигеля де Сервантеса, в пересказе не нуждается: она о Дон Кихоте, нигде не встречающем понимания. Его подвиги отрицаются, его странствия высмеиваются, его отвагу принимают за безрассудство бродяги, а бескорыстие — за безумство.

Александр Баргман, режиссер спектакля, удивил зрителей необычной трактовкой классики. Для понимания пьесы была важна каждая мелочь, и каждая деталь была значимой и говорящей — вплоть до микрофонов на сцене, которые с одной стороны разрывали своей современностью давнюю испанскую историю, а с другой стороны — очень гармонично вписывались в пьесу, где все действия были на грани абсурда.

Все в этой постановке было сделано с большим талантом и вкусом: и декорации, и световое оформление, и видео-эффекты. Безусловно, особого внимания заслуживают костюмы героев! Когда Санчо Пансу (Александр Новиков) назначают на пост губернатора, с его внешним видом происходят разительные перемены. Уходит за кулисы он верным оруженосцем, в поношенной одежде, а возвращается в черном костюме (пиджак и галстук — все при нем). И пока Дон Кихот (Сергей Мигицко) рассказывает ему о том, как честно и мудро губернатор должен вести дела, Санчо Панса поправляет галстук, становясь невероятно похожим на мэра какого-нибудь далекого российского городка. Интересен и костюм Герцогини (Наталия Немшилова): черный корсет, обтягивающие брюки и обязательный красный шлейф. Наталию Немшилову вообще встречали очень горячо. Она только вышла на сцену, не успев еще промолвить ни слова, а зал тут же взорвался аплодисментами. Затем герцогиня спросила Дон Кихота, является ли правдой то, что он не смог спасти принцессу, спросила таким идеально-подобранным тоном, что в зале с разных сторон пронесся шепот: «Как жестоко».

На протяжении всей пьесы зрителям не давали забыть, что действие происходит в Испании: потрясающее музыкальное сопровождение совместило в себе классическую и современную испанскую музыку, не выбиваясь при этом из общей поэтики повествования; страстные испанки в соблазнительных коротких черных платьях с алым шлейфом участвовали в действии.

Декорации представляли собой две стены здания и арку между ними, они трансформировались, раздвигались, абсолютно лаконично вписываясь во все происходящее. Стены эти служили отличным театром теней, и все танцевальные движения, отточенные и прекрасные, дублировались тенями и создавали невероятный, поистине магический эффект.

Но какое бы волшебство света и теней не происходило на сцене, все обитатели мира «Дон Кихота» убеждены в расстройстве рассудка Рыцаря Печального образа. И те, кто не смеются над ним, хотят его излечить. Тут-то и появляется «Рыцарь белой луны», который бросает вызов Дон Кихоту, вызывая его на сражение с целью доказать безумцу, что Прекрасная Дульсинея — это бред, порожденной его больной фантазией. В результате этой схватки сраженный Дон Кихот приносит требуемую клятву, подтверждает, что Дульсинеи и не было никогда на свете. Произнеся это, признавшись самому себе, он разрушил собственный романтический мир, где есть место рыцарям, чудесам, колдовским чарам, прекрасным принцессам! И если раньше, Дон Кихот отважно, как и в борьбе со своими великанами, пытался отстоять свои помыслы и вопреки силам безверия, упрекам и обвинениях в безумстве, восклицал: «У Вас плохое зрение! Моя цель чиста!», то сейчас его мир разрушен. Мир, только и созданный для того, чтобы убежать от убогой серости и обыденности. Дон Кихот не просто повержен, он сломлен.

Невероятно сильна сцена, когда Дон Кихот рассуждает о своей душе: «Ах, Санчо, Санчо! Повреждения, которые нанесла мне его сталь, незначительны. Также и душу мою своими ударами он не изуродовал. Я боюсь, не вылечил ли он мою душу, а вылечив, вынул ее, но другой не вложил…. Он лишил меня самого драгоценного дара, которым награжден человек, — он лишил меня свободы! На свете много зла, Санчо, но хуже плена нету зла!».

Пока произносился этот монолог, на декорациях-стенах появлялась решетка — символ плена, а затем голуби, сотни голубей олицетворяющие собой и свободу, и смерть. Ведь Дон Кихот не согласен с этим миром, а если его мир разрушен, то и жить больше невозможно. Эта проникновенная, острая сцена заставляет задуматься над главным вопросом: неужели цель «вылечить» мечтателя-художника стоила того, чтобы его уничтожить?