Театр музыкальной комедии представил музыкальное воплощение мистического романа Андрея Белого «Петербург». Вершину прозы русского символизма и модернизма «озвучил», по заказу театра, популярный кинокомпозитор, блестящий стилизатор и незаурядный новатор по части музыкального языка Георгий Фиртич. Постановку мистерии «Белый. Петербург» осуществил Геннадий Тростянецкий.

Тростянецкий режиссер отважный и самобытный, его трактовки можно не принимать или не воспринимать, но всегда любопытно с ними знакомиться. Новый спектакль получился эклектичным и фантасмагоричным. Он совершенно лишен мистики, но насыщен ароматом породившей роман эпохи.

Первое отделение идеально выстроено, ритмично и геометрично. Специфика сценографического решения (художник-постановщик Олег Головко, художник по костюмам Ирина Долгова) такова, что персонажи являются частью декораций, которые воспринимаются, как самодостаточное художественное полотно. Музыка и режиссура существуют в такой плотной «спайке», что непонятно кто кого иллюстрирует. Гармонично вписаны в ткань спектакля все без исключения персонажи, даже такие эпизодические, как водитель-франт (обаятельнейший Александр Леногов) или выводящая красивыми голосами трогательный романс на стихи Александра Блока «Девушка пела в церковном хоре» императорская чета (Светлана Лугова и Виталий Головкин).

С одной стороны во внешних рисунках есть нечто марионеточное и чересчур живописное. С другой, каждый образ четко проработан психологически, в чем несомненная заслуга режиссера и мастерство композитора, детально прописавшего музыкальные характеристики. К слову, немногие музыкальные театры обладают актерским потенциалом, способным столь выразительно и убедительно разыграть мистерию Геннадия Тростянецкого на либретто Константина Рубинского.

Илья Викторов, блистательно дебютировавший на сцене Театра музыкальной комедии в роли Акселя Свифта («Голливудская дива» Р. Бенацки) полностью перевоплотился в Николеньку Аблеухова. Его угловатая, порой утрированная пластика становится продолжением внутренних переживаний. Душевный разлад и «потеря тверди» под ногами — категория физически ощутимая, оборачивающаяся нервической резкостью жеста, истерической ноткой в голосе. Не остается сомнений, что с приходом Викторова петербургская музкомедия получила не просто актера-певца, но актера повышенной чувствительности, мощного темперамента, предельной органики. Слово, танец, мысль, вокал в его актерской палитре — единая сердцевина, не подлежащая разъединению.

Сцена Николеньки и Липпанченко (Александр Круковский) сыграна Викторовым на эмоциональном пределе, но без утрированного мазка и поверхностной прорисовки смятения и переживаний. Насмешливое, ледяное спокойствие Липпанченко ещё рельефнее выпячивает выгорающее дотла нутро Николеньки.

Александр Круковский, воплотивший на петербургской сцене несколько запоминающихся образов, в том числе Отца Валерьяна в «Женихах» И. Дунаевского и Премьер-министра в «Венской крови» И. Штрауса, в спектакле «Белый. Петербург» раскрыл новые грани своего дарования. К острогротесковости добавились психологизм и совсем не опереточный драматизм. Несмотря на определенную условность образа Липпанченко, в какой-то момент актер делает своего героя по-настоящему страшным и отталкивающим.

Если Липпанченко абсолютно рационален, бомбист Александр Иванович Дудкин одержим идеями и страстями. Игорь Шумаев наделяет Дудкина демонической притягательностью и фанатизмом. Нервозность и мертвенная бледность выдают в бомбисте человека, испытывающего иррациональные влечения. Да и на всем его облике лежит печать иррациональности и чрезмерности. Иногда кажется, что он скользит по сцене, так вкрадчивы его перемещения в пространстве и появления из ниоткуда.

Экзальтированная Софья Петровна Лихутина обрела плоть и кровь в лице Екатерины Поповой. Рыжая, яркая, стремительная она восхитительно двигается и энергично поет сочным переливчатым сопрано чудесные мелодии Фиртича.

Ещё одно прямое попадание в цель — Виктор Кривонос в образе сенатора Аполлона Аполлоновича Аблеухова. Мастерски выполненный грим делает актера неузнаваемым внешне, и только запоминающийся тембр его тенора разрешает сомнения. В процессе спектакля Аблеухов-Кривонос эволюционирует — пафос сменяется трагизмом. Меняется и его беглая супруга Анна Петровна в острохарактерном исполнении Елены Забродиной. Впечатление подпортил старомодный, а-ля эстрада 70-х годов прошлого века дуэт из второго действия, не столько лирический, сколько растянутый и слащавый, «чуждый элемент» в общем течении действа.

Хотя и без данного дуэта, во втором действии произошли странные метаморфозы. Замедлился темп, резко уменьшилось количество музыки, наметилась недвусмысленная и вполне себе реалистическая патетика, что способствовало нежданному и неожиданному переформатированию постановки. Подозреваю, все это было предпринято режиссером для того, чтобы раз и навсегда пригвоздить террор и выжать слезу даже у самых упертых и непонятливых. Но ничуть не хуже, пусть иносказательно и без слез, с этой задачей справлялась великолепная с эстетической точки зрения первая часть. Реализм и натурализм, на современных подмостках, «зверь» отнюдь не редкий, произведений же подлинно изысканных и эстетских — явная нехватка. Радует, что хотя бы отчасти «Белый. Петербург» пополнил их ряды.