«Литургия ZERO» — так называется новый спектакль Валерия Фокина по «Игроку» Достоевского. Два часа без антракта, история про немецкий Рулетенбург, где русские спускают свои состояния, проигрывают в рулетку последнее — с последней же надеждой: что умрет богатая бабушка и можно будет отыграться на ее деньги, доставшиеся в наследство. Классика, как всегда, звучит актуально.

Не в первый раз в Достоевском Валерий Фокин находит любимые свои мысли. Новый спектакль, «Литургия ZERO», по «Игроку» — истории для Достоевского во многом автобиографической… То есть, конечно, переживания очень многих героев своих писатель «вытягивал» из себя, но в данном случае автобиографическими стали и внешние линии сюжета, подробности жизни в некоем выдуманном Рулетенбурге, с приметами совершенно конкретного немецкого города, где целебные воды сошлись с вредной для здоровья русского человека рулеткой.

То и другое — сродни религиозному культу, отсюда, пожалуй, «растут ноги» названия спектакля. То и другое в одном случае в переносном смысле, в другом — и в прямом: порочный круг. Верно же сказано: поздно пить боржоми, а известно, что к целебным водам часто спешат, имея в кармане неутешительный диагноз. А еще это история — во всяком случае та история, которую рассказывает Валерий Фокин, — о том, как люди жизнь проводят в игре. Ставят на «зеришку проклятую» — и выигрывают ноль. Иначе и быть не может, а люди — и старый, и малый — ставят и ставят на «зеро». Уже новые эффективные менеджеры пришли, на них вся надежда, а и они — вступают в старую игру и ставят на «зеро».

Впрочем, Фокин таких прямолинейных отсылок не делает, не вырубает к ним просек в стройном сюжете романа Достоевского «Игрок», хотя в финале позволяет себе «закорючечку»: мистер Астлей, англичанин, наблюдатель, человек со стороны (Александр Лушин) достает из кармана старинного своего пальто (сценография и костюмы Александра Боровского) мобильный телефон и фотографирует на память погибшего человека Алексея Ивановича (эту роль на премьере сыграл артист московского «Ленкома» Антон Шагин).

Фокин — из тех, кто умеет работать с актерами, умеет отыскивать новые лица и героев своего времени, но также любит пользоваться разнообразной театральной машинерией. В «Литургии ZERO» планшет сцены приподнят, на него водрузили специальный станок, который позволяет сразу нескольким, чуть ли не пяти кругам крутиться одновременно в разных направлениях и с разной скоростью… А в центре — цилиндрическое сооружение, какие украшают все почти без исключения курорты с водами, где из десятка кранов льется волшебная жидкость. В этой точке земли «игроки», так они названы в программке, — то ли в курортных халатах, то ли в монашеских балахонах с капюшонами, — поклоняются сразу двум богам, служат литургию сразу и водам, и рулетке. Обманут и те и эти!

«Игрок» — в определенном смысле — продолжение и развитие сказочного сюжета про Емелину печку и русский авось, история о том, как азарт, связанный с этим самым авосем, иссушает и губит молодых и старых, как мутит взор, ослепляет и — губит. Ну, ладно генерал (Сергей Паршин), его уж не вернуть, он — пропащий человек, но и юный, простодушный, чистый Алексей Иванович, и Полина (Александра Большакова), и образец здравомыслия — бабушка, которая является в Рулетенбург собственной персоной, хотя все, можно сказать, замерли в ожидании телеграммы о ее кончине.

Эра Зиганшина в роли бабушки — спектакль в спектакле, впрочем, и у Достоевского ее блицкриг описан как бенефисный выход, ее появление — своего рода парад-алле. Эмоции — когда играет, на ее лице мелькают с той же стремительностью, как мелькают огни в специально выстроенных над сценой двух кольцах света (художник по свету — Дамир Исмагилов), как скачет шарик в воображаемой рулетке. Улыбка — когда выпадает «зеро», выпадает — в тот самый раз, когда, отчаявшись ставить на ноль, она ставит на «черное». Литургия в переводе — «общее дело». В Рулетенбурге общее дело — рулетка, она здесь главнейшее «богослужение». Рулетка — метафора всех бессмысленных чаяний… Добыча нефти и газа, да простится такое банальное истолкование спектакля Валерия Фокина, — рулетка наших дней, обеспечивающая наше завтрашнее «зеро». Разве нет?

Фокин выстроил, выложил форму, обозначил края, повороты, точки А и Б, промежуточные «остановки», их теперь предстоит наполнить игрой и живыми эмоциями. Пластичный, подвижный, Шагин убедителен, когда его герой приходит к истощению сил, в распаде. Пока не получается первая, содержательная половина. Непонятно — о ком жалеть? Так и Большакова, которая играет Полину, — легко раздевается, показывая, как хорошо сложена, как красива, а интересное ее лицо, глаза замечаешь, когда актриса выходит на аплодисменты. Но это — премьера, роль ведь тоже садится — как платье, костюм. А тут еще важно, чтобы актеры совпали с каждым звуком, журчанием, с каждой нотой (музыка Александра Бакши), «литургия» — и по определению, и в спектакле так — жанр музыкальный, здесь долгие протяжные ноты длит звук льющейся из кранов воды, а вспышки света, как и паузы, мгновения тишины, как будто продолжают музыкальную партитуру.