Валерий Фокин к этому спектаклю шел долго. Корректировался замысел, перестраивался текст. Контекст вокруг тоже менялся. И хотя стихотворение Бориса Чичибабина продолжает звучать актуально («Пока мы лгать не перестанем // И не отучимся бояться, // — Не умер Сталин»), но последние годы фигура Генералиссимуса вернулась в дискуссионное поле. Казалось, все оценки даны, акценты расставлены, эта страница истории осмыслена, прожита и перевернута. Но нет. Тихо, незаметно, шаг за шагом похороненный и проклятый диктатор снова стал предметом публичных обсуждений, столкновений и драк.

На Московском вокзале Санкт-Петербурга в киоске стоят бюсты Генералиссимуса разных размеров. Цены от 350 рублей. Улыбчивая девушка спрашивает: «Вам в белом цвете? Или в бронзе?»

Сколько таких бюстов продается по стране? Тысячи? И значит, есть спрос. Напрягаю воображение и не могу себе представить семью, которая бы никак не пострадала ни от раскулачивания, ни от дела Промпартии, ни от Шахтинского дела, ни от закона о перемещенных лицах, ни от еще десятков, сотен, тысяч аналогичных дел. Но значит — есть! Есть те, для которых «эффективный менеджер» — пример для подражания и гордости.

О его злодеяниях говорили много и громко. У Соловецкого камня ежегодно поминают замученных им миллионы душ. Но оказалось, что эта страница истории так и не перевернута. Чумная инфекция продолжает заражать воздух. Усатая тень не исчезла пожранная вечности жерлом.

Отвечая на вопрос театрального критика Марины Токаревой: «Зачем вы обращаетесь к самой страшной фигуре отечественной истории?» — Валерий Фокин сказал: «Сам факт постановки спектакля о Сталине — операция по вскрытию гигантского абсцесса на теле нации, который отравляет ее уже много десятилетий».

Тема спектакля заявлена в названии «Рождение Сталина». Название-оксюморон. Рождается живое. Здесь — рождается мертвое. Рождается идол. Спектакль о процессе расчеловечевания, который происходит не только с юным Сосо, но и его друзьями, начинавшими как бунтари и революционеры и быстро превратившимися в террористов и бандитов. Простая мысль: «террориста от бандита отделяет только то, что бандит знает, что грабить и убивать плохо (хоть сам грабит и убивает). А террорист уверен, что во имя его высшей цели убивать и грабить — необходимо и почетно.

Жанр спектакля: анти-житие. В эпизодах-клеймах рассказываются/иллюстрируются этапы пути чудовища. Как в любой житийной истории биографические факты неотделимы от вымысла. Дерзкий грабеж в центре города, когда были десятки убитых и похищены 250 тысяч рублей, — исторический факт. А вот убийство богатого отца любимой женщины и соитие на могиле убитого — из области предположительной. И — честно, — на фоне будущих злодеяний на фоне кровавых гекатомб ГУЛАГа любой чудовищный проступок молодости все равно кажется шалостью, пусть и в духе Ричарда III.

Сценическое решение — воссоздание образцового театра «социалистического реализма». Художник-режиссер Николай Рощин последние время полюбил игры с театральным «ретро». Сменяют друг друга расписные задники с видом городской улицы, изгибов реки Куры и горного ландшафта. На фурах выкатываются театральные павильоны, где тщательно воспроизведены исторические интерьеры: православной церкви, трактира, съемной квартиры, кладбища, тюремной камеры. В этих интерьерах можно было бы сыграть «Батум» Булгакова, пьесу которая тоже рассказывала о юных годах Иосифа Джугашвили, о «рождении Сталина», пьесу, которую вождь запретил лично.

Драматургический материал кроился кропотливо. Материалы, легшие в основу, собирал Артур Соломонов. В него добавились цитаты из Булгакова и Достоевского, вставки, рожденные импровизациями исполнителей и постановщика на репетициях, вводились литературные аллюзии, навеянные великими злодеями Шекспира — Макбетом и Ричардом.

На роль Генералиссимуса в юности Валерий Фокин взял одного из самых обаятельных наших актеров, общего любимца — Владимира Кошевого. Пройдя горнило репетиций, похудев, кажется, в два раза Кошевой-Джугашвили нашел для своего персонажа интригующее несовпадение замедленного ритма речи и жестов и бешеного накала внутренней жизни, которая прорывается наружу редко и от того сильно.

Думаю, что актеру здорово достанется от тех, кто не примет Сталина — насильника и убийцу, пахана и грабителя. Оскорбится за «эффективного менеджера и полководца». Достанется и от тех, кто как я, видит в Сталине беса, и не считает нужным искать в нем человеческие черты.

Актуальный спектакль должен либо объединять зал в общем порыве, либо его раскалывать. «Рождение Сталина» — спектакль раскалывающий. Не только политических оппонентов. Не только соседей по ряду. Но каждого зрителя внутри себя самого.

Слишком много повисает вопросов. Слишком много перекличек с днем нынешним. Вот уж по слову поэта: «Но как нам быть когда внутри нас не умер Сталин?» Мечта о справедливом мире для моей тезки княгини Ольги оказывается опасно слипшейся с желанием насильно изменить мир этот. Желание отдать богатства родителя для помощи обездоленным приводит к зверскому убийству отца. Ощущение избранности в своей жертвенности так легко переходит во вседозволенность. Мы боремся за свободу и революцию. И ради нерожденных можно принести в жертву даже ребенка…

Спектакль проходит по тебе наждаком. И уже не забыть как с каталки в морге поднимается знакомая фигура в белом кителе и синих лампасах. Медленно попыхивая трубкой, Сталин — Петр Семак будет передавать молодому Джугашвили катехизис людоеда.

А потом из оркестровой ямы поднимется гигантская фигура вождя и будет медленно распрямляться под взглядами зала. От бюстика в сувенирной лавке до фигуры, застящей горизонт, — дистанция малого размера… И после затемнения ты рефлекторно ищешь глазами среди вышедших к рампе актеров белого идола: а ну как этот гигантский каменный гость тоже выйдет на поклоны?