В театре «Приют комедианта» продолжаются премьерные показы спектакля «Иллюзии».

Пока Лев Додин репетировал очередное полнометражное сценическое полотно под названием «Коварство и любовь», а Анджей Бубень выпускал убедительный опус «Зеленый шатер» в «Балтийском доме», театр «Приют комедианта», кажется, нащупал беспроигрышный для себя образ — бульварного театра. Когда-то его проповедовал Владислав Пази для Театра имени Ленсовета. Пази нет в живых уже шесть лет, и театра, который он строил, не стало. Но эстафетную палочку, похоже, подхватил «Приют».

Только что отыграв премьеру «Канкун» про то, как две семейные пары под воздействием паров алкоголя и знойного мексиканского солнца поменялись супругами, театр выстреливает новой — спектаклем «Иллюзии». Пьеса Ивана Вырыпаева без особых претензий, но, как говорили в старину, очень хорошо сделана.

Режиссер фильма «Эйфория», сценарист второй части «Бумера» Вырыпаев написал крепко сбитую пьесу опять-таки о двух супружеских парах, которые прожили вместе 50 лет. И когда один из героев находится на смертном одре, он делает признание, повлекшее за собой ряд катастрофических разоблачений длиною в жизнь. Кому-то казалось, что он любит, а кто-то на самом деле любил, но, как ни странно, не знал об этом. Любовь взаимная и не жила в сердцах всех четырех. Любовь рассматривается и как привязанность к человеку, с которым «хорошо живется», и как плотское чувство, от которого трясутся колени. И все задаются вопросом: любовь — это вещь или материя? Что это, черт возьми, за загадка длиною во все существование рода человеческого?

Режиссер спектакля Александр Баргман не дает, разумеется, ответов на все эти вопросы. Но он и четверо актеров (Наталья Индейкина, Оксана Базилевич, Александр Лушин и Александр Кудренко) с откровенным удовольствием сравнивают свои жизни с жизнью персонажей, которых играют. На сцене четверо качелей на веревках, четыре плазменные панели, на которых появляются крупные планы — глаза, ноги, лицо, сигарета, кофе, Невский проспект за окном… Еще есть четыре микрофона, в который каждый из актеров рассказывает историю своего персонажа. Немного отстраняясь, словно стесняясь рассказывать такие личные истории, которые услышит зритель. Никакого интима нет. Есть более личные темы, нежели секс: розовая полоса заката как гарант некой стабильности. Или круглый камень, который может стать тем самым «твоим» местом на земле. Смешно и нелепо? Может быть. А может, и нет…

Анвар Гумаров, художник спектакля, не стал придумывать колесо. Все на сцене просто и лаконично. Даже в программке, несмотря на то что персонажи имеют имена, они фигурируют как «первая женщина», «вторая женщина», «первый мужчина», «второй мужчина». Хотя у каждого есть характер. Мягкий Альберт (Лушин), такой же уютный и домашний, как белая вязаная кофта, в которую он одет. Как его стоптанные мокасины с бантиком. Декоративный на первый взгляд мужчина Дэнни (Кудренко) носит смешные короткие брюки на подтяжках. Понятно, что замуж за него эффектная блондинка Сандра (Индейкина) пошла назло тому, кого любила, Альберту. Полная противоположность мечтательному мужу Маргарет (Базилевич), женщина с прекрасным чувством юмора и иссиня-черными волосами. Чувство юмора ей изменяет единожды: когда она лезет в петлю.

Основной акцент режиссер делает на актерах, которые, кажется, готовы выпрыгнуть из прописанных ролей при первом же режиссерском одобрении. Сыграть еще ярче, еще объемнее. Поддать драматизму (благо темперамента всем четверым не занимать). Но Баргман держит конструкцию спектакля строго. И иронично. Не впадая в излишний пафос, не морализируя, не делая однозначных выводов. Его спектакль очень зрелый взгляд на жизнь и на любовь. Баргман не подстраивается под тех, кто моложе, чтобы им было понятно, о чем речь. Он ставит историю для своих ровесников, о себе и о своих друзьях. Обо всех тех историях, которые каждый из нас от кого-то да слышал. Такие, где в конце нельзя поставить никакого другого пунктуационного знака, кроме как вопросительного. Или многоточия. Такие, в которых нельзя сказать, кто прав, кто виноват. Горько признавать, что человек всю жизнь питается иллюзиями, но, похоже, это так.