Иногда бывает полезно посмотреть спектакль не в премьерные дни, а гораздо позже. «Что делать» Андрея Могучего вошло в репертуар БДТ в ноябре прошлого года, отметив своим появлением открытие старого здания на Фонтанке после длительной реконструкции. За эти полгода спектакль заметно трансформировался и обрел сопутствующее ему продолжение: обязательную зрительскую дискуссию в буфете театра, где и спектакль можно обсудить, а заодно и другие, предложенные спикерами темы. Кстати, уже в начале своего пути спектакль вызвал споры, неоднозначное к себе отношение и вердикт: «любопытно, но не событие».

Под событием, которого якобы не случилось, понималось, видимо, то, что Андрей Могучий прямо сейчас возьмет и ответит на один из «вечных» вопросов. К тому же ситуация располагала: в театр пришли «новые люди». Но худрук и режиссер не только не стал прямо и определенно отвечать, но и сам знак вопроса в названии спектакля снял.

Между тем взаимных вопросов у театра (любого) и публики (как таковой) сегодня предостаточно. Театр смотрит вперед, зритель в массе своей хочет, чтоб «как было». И не сочтите данность за снобизм. Кстати, сам Чернышевский полтора века назад весьма активно полемизировал на схожие темы со своими читателями. Сегодня эта задорная полемика продолжается в спектакле «Что делать», а Борис Павлович в роли Автора отправляет прямо в зал как пространные монологи, так и короткие реплики. И только успеешь подумать, что все это написано «новыми людьми» аккурат для нашего спектакля, как Павлович «распишется»: Чернышевский. Которого, что уж врать-то, почти никто не читал. На соответствующий вопрос Автора в зале поднимается весьма реденький лес рук. Хорошо хоть не спросили про его знаменитую диссертацию «Об эстетических отношениях искусства к действительности», знакомую разве что филологам. А между тем философские воззрения автора немало повлияли на его художественное творчество. Да и не считал себя самокритичный Чернышевский большим писателем. Но то, что в спектакле Андрея Могучего по инсценировке Александра Артемова и Дмитрия Юшкова (добавивших к тексту романа и свои сны-импровизации) почти списанный в архив писатель вдруг становится актуальным полемистом, ироничным и не скучным, вполне способным поддержать диалог не только со своими, но и с нашими современниками, безусловно, здорово. Причем диспуты могут быть на самые разные темы: не только об искусстве, но хоть о патриотизме или о чем-то еще, не менее насущном.

Могучий вообще сделал этот спектакль не столько в жанре «наивного реализма», обозначенного в программке, сколько в приемах «игры в роман». И оказалось, что сегодня «перечитать» это не слишком популярное произведение весьма удачно можно именно с помощью театра, словно придающего ему второе дыхание. Причем опять-таки в любопытной, на сей раз эстетической полемике с самим автором. Чернышевский, как известно, ставил жизнь выше красоты, а любую, даже самую богатую фантазию, считал в разы беднее реальности. Режиссер Могучий и художник Александр Шишкин по-своему эти воззрения опровергли, сделав, помимо всего прочего, очень красивый и эстетически значимый спектакль. Огромная, распахнутая, почти пустая сцена с экраном-задником, на который в разных ракурсах проецируются крупные планы героев. Черно-белые тона в оформлении, сопутствующие дискуссии с ее вечными «да» и «нет», как зрительской, так и внутренней, сценической. Пианино в центре, несколько стульев, карикатурная доска с гвоздями — атрибут Рахметова. В дальнем углу сцены хор девушек поет что-то непонятно-прекрасное на музыку Настасьи Хрущевой. Вера Павловна — Нина Александрова изящно вскидывает руки, и пианино начинает играть само по себе. А Красота так и просто персонифицирована — в «инопланетном» облике Варвары Павловой она является Верочке в ее снах и упорно пытается вести девушку за собой.

Сценическим чтением романа, как уже говорилось, руководит Автор — Павлович, отнюдь не прямое воплощение Чернышевского, но символизирующий абсолютное авторство театра. Страницы романа перелистываются то вперед, то назад, эпизоды меняются местами и почти каждый из них иронично комментируется с прямым обращением в зал. А до или после комментариев отдельные сцены то трогательно, то комично проигрываются персонажами.

И почти сразу же начинает звучать главная тема: встречи «старых» и «новых» людей. «Старые» понятны и характерны, как отец Веры в почти безмолвном исполнении Георгия Штиля или священник Мерцалов — Андрей Шарков. Или с характером, как мать главной героини — Ируте Венгалите, которую так просто со сцены не выпроводишь, как всех прочих. Не уйдет, пока всем не поделится, да и напутствия дочери даст весьма саркастически. Впрочем, им здесь отведено мало времени, поскольку надлежит дать дорогу молодым.

В этих молодых режиссер вглядывается более пристально, правда, взгляд этот далек от безоговорочного оптимизма. Зато честен и явно замешан на жизненных реалиях. «Новые люди», как водится, много прожектерствуют, фонтанируют идеями о переустройстве мира, но справиться не могут даже с собственными жизнями. Они прекраснодушны, юны и даже по-своему сентиментальны. Возьмите хоть незадачливого мужа Веры Павловны Лопухова — Дмитрия Луговкина, влюбленного мечтателя, способного жертвовать собой ради любви. Или более энергичного участника этого любовного треугольника Кирсанова — Егора Медведева. Свои дуэты-трио они и впрямь играют в жанре «наивного реализма» — очень тонко, нежно, пластично, с чувством. А вот бунтарь Рахметов в исполнении Виктора Княжева оказывается негромким и косноязычным юнцом, которого трудно воспринимать всерьез, а потому и проходит он по этому спектаклю «эпизодическим лицом».

И, в общем-то, главное, что хочет показать здесь Могучий, звучит не слишком оптимистично. Жаркое желание перемен оказывается скорее декларацией, все эти мастерские с участием поющих девушек — не выход и, кажется, «не то». А вот «что делать» в подобной ситуации, никто из них не знает. И совсем не случайно в финале этого спектакля Красота — Павлова, вторгающаяся то ли в очередной сон, то ли в явь, так упорно требует от Веры Павловны утвердительного ответа: да, мол, я вся полна тобой и впереди светлое будущее. Но увы… «Внутри меня пустота», — вот все, что может ответить девушка, попытавшаяся хоть как-то изменить свою жизнь. На этих словах свет гаснет, снимая все вопросы и не давая ответов.

Пессимистично, скажете вы? Возможно. Но главное, честно. Кстати, подобные мотивы можно услышать и в отдельных московских спектаклях, например, в «Последних» Никиты Кобелева Театра имени Маяковского, в «Горе от ума» Александра Огарева в Школе драматического искусства, даже в «Обыкновенной истории» Кирилла Серебренникова в Гоголь-центре. И безусловно эта сценическая ситуация закольцована с нашими нынешними реалиями. С взрывами общественной активности, обрывающимися на полуслове, задавленными, остановленными. С ощутимым разочарованием молодых и не только, с туманным видением перспективы дальнейшего бытия. Андреем Могучим и другими режиссерами все это констатируется в художественной форме. И это стоит осознать, прежде чем двигаться дальше, вырабатывая новые концепции, идеи и прожекты. Пока что ни жизнь, ни театр не дают ответа. Но то, что зритель в спектакле «Что делать» становится полноправным участником происходящего, включает мозги и выходит на улицу несколько озадаченным, это едва ли не более ценно, чем просто художественное качество спектакля. Ведь только в диалоге, причем не только в ответах, но и в правильно поставленных вопросах, есть смысл, потенциальное движение вперед.