Малый драматический театр — Театр Европы (МДТ) представил первую премьеру нового сезона: художественный руководитель Лев Додин выпустил на большой сцене «Коварство и любовь» Фридриха Шиллера.

В скупом сценическом решении нового спектакля, в построенных с геометрической точностью мизансценах, в выверенных интонациях царят чистота и художественная сдержанность. Действие от начала и до конца решено строго и крупно: режиссерская избирательность настолько безупречна, что доведенный до предела лаконизм становится знаком абсолютной свободы. Мещанскую трагедию XVIII века про борьбу долга и чувств в МДТ играют именно что свободно, не ощущая дистанции ни с текстом, ни с темой. Спектакль длится чуть более двух часов — зритель переживает «Коварство и любовь» на одном вдохе. Вдох длиннее и выразительнее выдоха: коварство запутывает интригу неспешно и с блеском, а за любовью остается лишь ответный ход в финале. Исход партии, искусно разыгрываемой президентом фон Вальтером в эксцентричном и дерзком исполнении Игоря Иванова, предопределен. Сюжет развертывается согласно его плану, незамысловатость которого определяется слабостью противника. Строптивый сын президента Фердинанд решен Данилой Козловским по-детски эгоистичным, что выдает капризная складка губ, романтиком-максималистом. Он яростно отвергает предложение отца жениться на любовнице герцога, затем проникается сочувствием к этой опытной обольстительнице, после неистово ревнует свою возлюбленную Луизу, — и все это с исступленным пылом, не позволяющим ему разглядеть что-либо дальше собственного носа.

Конечно, у него нет шансов избежать чар опытной придворной дамы в ироничном исполнении Ксении Раппопорт, настолько хорош этот «красивый инструмент борьбы», появление которого обставлено как череда изысканных повторяющихся па, наталкивающих на ассоциации с танцовщицей из музыкальной шкатулки. Но уж слишком легко леди добивается своего: трепетный Фердинанд оказывается не только соблазненным, но и тронутым до глубины сердца сочиненным ею рассказом о горестной юности («Несчастная женщина», — вздохнет он дважды). Предсказуемость этой и по¬следующих ситуаций настолько прозрачна, что они подаются режиссером с подчеркнутой открытостью. Рука художника Александра Боровского будто дорисовывает обрамление под уже начатые актерами сцены, а изначальная пустота простран¬ства символизирует беспрепятственную «просматриваемость». Когда Фердинанд завалит леди Мильфорд на стол, она скорчит довольную ухмылку в сторону — его отец наблюдает за ними со стороны. Герой Иванова не подглядывает буквально, это знак тотального контроля.

И если про сына президенту все понятно (он не хочет слушать его высокопарные речи, называя «эхом»), то мещанка Луиза оказывается много сложнее. В спектакле Луиза Елизаветы Боярской — это сильная и волевая личность. В ней велико понятие долга (она смиренно соглашается оклеветать себя, чтобы спасти родителей) и есть чувство соб¬ственного достоинства (она на равных ведет разговор с леди). Выходит, что чувственный Фердинанд — лишь пешка президента-отца, которую в итоге отдают в жертву выгодной комбинации, а вот умная Луиза — достойный оппонент. Оказавшись в ситуации драматического выбора, когда оставаться фигурой на доске нет никаких моральных и душевных сил, а бессмысленность любого хода против сильных мира сего очевидна, личность эта окончательно дозревает. МДТ утверждает право человека на свободу и осознанное существование, не скрывая, однако, что счастья это не прибавляет.