Помните, в Сети обсуждали новость: сын некоего высокопоставленного чиновника якобы впал в кому от передоза? Один блогер тогда писал: вряд ли — папашу в этот день видели на публичном мероприятии, и по нему ничего не было заметно. А другой парировал: мол, он такой тертый калач, что вы на лице ничего не прочтете, даже если отпрыск вовсе помрет. Эта история вспомнилась в финале спектакля, который Лев Додин присочинил, заставив согласиться со своим утверждением, что сейчас «Коварство и любовь» снова ко времени. В трагедии Шиллера президент (глава герцогской администрации) ради политических выгод хочет женить сына Фердинанда на фаворитке герцога леди Мильфорд, сын любит Луизу, девушку из мещанского сословия, их пытаются разлучить, они выпивают яд, леди переживает моральное возрождение, раздает бриллианты бедным и бежит из страны, а президента арестовывают по совокупности преступлений. У Додина после смерти молодых героев президент за сценой произносит в микрофон свадебное приветствие герцогу и герцогине (использована речь Бисмарка) — то есть леди все—таки вышла замуж, но — за покровителя. Цена неудавшейся интриги президента — два трупа, а жизнь продолжается — как сказано в «Гамлете», «с похорон на брачный стол пошел пирог поминный».

Стол — главная деталь оформления Александра Боровского. Сцена пуста, заднюю черную стену расчерчивают две деревянные балки крестом, третья наискось. Организуют пространство массивные столы — их молниеносно выносят и переставляют молодые люди из герцогской ФСО. За столом сидят, на нем лежат — спектакль начинается с того, что Фердинанд (Данила Козловский) взлетает на стол и проезжает по нему на животе, впиваясь губами в губы сидящей на стуле Луизы (Елизавета Боярская). Потом в той же мизансцене, лежа на столе, он попытается стреляться с коварным секретарем Вурмом (Игорь Черневич), изобретателем губительной интриги. Со стола на стол перепархивает леди Мильфорд — Ксения Раппопорт играет ее с необыкновенной внутренней грацией переходов от серьеза к почти гротеску и с грацией внешней — дивной пластической скоординированностью.

Излюбленный додинский прием: все происходит на глазах у всех — здесь стал главным смыслообразующим элементом. К примеру, президент посылает сына к леди свататься — и, оставаясь на сцене, наблюдает за их диалогом, вслушивается, чуть ли не подсказывает реплики, бурно реагирует. И леди учитывает присутствие соглядатая. Ничего интимного, уединенного, в любой момент по команде (их президент отдает в микрофон—петличку), а то и без команды явятся секьюрити. Режиссер острым, не знающим сострадания скальпелем анатомирует эмоции и поступки, наглядно показывая, как неотвратимо нанизываются звенья цепи зла, как легко любовь при первом же испытании оборачивается мучительством, как хорошие люди в охотку, сразу, наотмашь верят клевете. И еще то, как отец с сыном могут быть абсолютно чужими, вообще разной группы крови…

Второй, кроме Раппопорт, лидер — Игорь Иванов. Его президент буквально обжигает, как сухой лед, он неотразим в хамской властности, он пугающ в корежащей его злобе. Когда роли леди Мильфорд и президента фон Вальтера кончены, из спектакля стремительно уходит напряжение, и его не удерживают ни появляющиеся десятки свечей в массивных шандалах, ни графины и декантеры с кроваво—красным напитком и прозрачные стеклянные вазы с охапками белых тюльпанов, которыми в изобилии уставляют столы, теперь покрытые белыми скатертями. Хотя красиво, конечно, необыкновенно.