Начо Дуато выпустил премьеру в Михайловском театре и уменьшил шансы петербуржцев на «Золотую маску»

Контракт Михайловского театра с Начо Дуато вступил в силу 1 января, так что безработным знаменитый хореограф был менее полугода: летом он вдрызг разругался с испанским министерством культуры и до окончания контракта оставил пост худрука базирующегося в Мадриде Национального театра танца. Контракт тот продлевать министерство не собиралось, но Дуато ушел раньше и хлопнул дверью — жест был эффектным.

Понятно, что ему было досадно: он руководил труппой двадцать лет и именно при нем об испанском балете всерьез заговорили в мире; но в конце концов его спектакли — спектакли человека, ни дня не занимавшегося классикой, зато учившегося, танцевавшего и ставившего спектакли в лучших модернистских труппах, — оказались недостаточно «балетными» для зрителей и для культурного начальства. Публика элементарно соскучилась по пуантам, лебединым озерам и спящим красавицам, вот Дуато с его бессюжетными одноактовками и босоногими балеринами и остался не у дел. Тут его и позвал на работу петербургский Михайловский театр.

Новый год труппа встречала на гастролях в Японии, и реальная постановочная работа началась только через пару недель после появления Дуато в Петербурге. За два месяца хореограф разучил с артистами две работы, сделанные им ранее («Дуэнде» на музыку Дебюсси, Нидерландский театр танца, 1991 год, и «Без слов» на музыку Шуберта, American Ballet Theatre, 1998 год). А также сочинил специально для Михайловского театра новую одноактовку на музыку Арво Пярта — Nunc dimittis.

Эта пара латинских слов — начало молитвы Симеона Богоприимца (приводится в Евангелии от Луки), в российских церквях она звучит как «Ныне отпущаеши…». Симеону было предсказано, что он не умрет, пока не увидит Мессию, — и, взглянув на младенца Христа, Симеон благодарит бога за выполненное обещание. То, что именно эта молитва вдохновила Дуато на первый спектакль, сделанный в России, наводит на мысль о том, что хореограф воспринимает работу у нас в отечестве, свой новый контракт как исполнение некоего обещания, выданного ему Господом. Что одновременно и внушает сочувствие, и несколько пугает.

Тон спектакля слишком восторженный, слишком надрывный. Дуато старается быть русским, говорить в хореографии по-русски. Но знает и понимает о нашей жизни пока немного, потому текст оказывается забит штампами. На сцене танцуют некие боярышни в парчовых сарафанах, в музыке звонят колокола, а в финале балерину с широко раскинутыми руками — как распятую — поднимают на широкой алой ленте. Ни слова в простоте и ни жеста в естественности — в какой-то момент начинает казаться, что ты смотришь балет Бориса Эйфмана. Ну или слушаешь речь Никиты Михалкова — явления одного порядка.

Но ведь ставить настоящие, тонкие, умные танцы Дуато мог и умел — что видно в программе того же вечера. Совершенно волшебный «Дуэнде», где по весне дурачатся эльфы (по словам Дуато, дуэнде — это и есть название дивного народа по-испански). Встают на головы, рисуют ногами в воздухе треугольники и ромбы, вспрыгивают друг другу на плечи, растворяются в воздухе и мгновенно ускользают от взгляда. Печальный «Без слов», где после череды нежнейших ансамблей герой остается на сцене в одиночестве, свернувшись в позу зародыша, — ни один друг и ни одна возлюбленная не будут с тобой до конца, утверждает спектакль. Течение, дыхание, надежда — все Дуато умеет делать. Ну, предположим, что просто первый российский блин комом. Меж тем две из трех новеньких премьер Михайловского («Дуэнде» и «Без слов») были через два дня после показа в Петербурге привезены в Москву в дополнение к прошлогодней премьере — «Минорным сонатам» Славы Самодурова. «Сонаты» и их автор были выдвинуты на «Золотую маску», и именно в рамках национального фестиваля Михайловский и приехал на гастроли, но одноактовки Дуато номинанту здорово помешали. Дело в том, что худрук Дуато дни напролет занимал труппу только своими работами, а не числящийся в штате театра (вообще-то он живет в Лондоне) Слава Самодуров вообще не получил времени для репетиции своего спектакля, который последний раз был показан в Петербурге почти полгода назад. В результате изящная конструкция «Минорных сонат» выглядела расшатанной, несбалансированной, а после шли блестяще отрепетированные спектакли Дуато. Ну что ж такие истории в театральном мире не редкость. Но почему-то всегда огорчают. Снова и снова.

«Я думаю, что сейчас самое лучшее место для хореографа — Санкт Петербург. Я еду туда, где во мне нуждаются. Я знаю, что для меня это шаг вперед». Начо Дуато, балетмейстер.