Мариинский театр показал премьеру оперы Доницетти «Любовный напиток». Спектакль имеет все внешние признаки настоящего.

Сюжет прост. Буквально той простотой, которая хуже сами знаете чего.

Дано: 1. Анна Нетребко, как принято нынче выражаться — суперзвезда мировой оперной сцены, которая всегда сделает кассу, какие цены ни заряди. 2. Эрвин Шротт, ее муж, уругвайский бас-баритон и красавец мачо — как заведено писать в таблоидах, блестящая пара. Всем глянцам глянец. 3. Публика, которая, во-первых, любит звезд, особенно семьями, во-вторых, всегда предпочтет красивую и приятную итальянскую музыку всяким там Бартокам и Дворжакам, которыми художественный руководитель — директор Мариинского театра Валерий Гергиев упрямо насыщает афишу. 4. Популярнейшая опера Доницетти «Любовный напиток», где есть партии по голосам Нетребко и Шротту, да еще и выигрышный их дуэт. Наконец, 5: постановка в Парижской опере и Ковент-Гарден, которая Нетребко очень нравится и которую она пела как раз в Париже.

Имеем: перенос этой постановки Лорана Пелли в Мариинский театр с Нетребко и Шроттом.

Переносил, впрочем, отнюдь не сам г-н Пелли, а некий режиссер Кристиан Рэт. Очаровательная история про то, как деревенский пентюх Неморино любит кокетку-вертихвостку Адину и наконец ее домогается при помощи приворотного лжеэликсира, купленного у заезжего шарлатана Дулькамары, переехала из 1830-х (когда написана опера) примерно в 1960-е. Режиссерская партитура незамысловата, так что показать, откуда выезжает автофургон Дулькамары, откуда — трактор Неморино, развести маневры сельских мальчишек на великах и обучить хор пейзан в сильную долю выкинуть руки вверх толковому ремесленнику несложно. Но, может быть, Лорану Пелли удалось вдохнуть во все эти телодвижения и движения транспортных средств жизнь, создать дышащую среду, напитать ее обаянием, придать действию стремительность и упругость, найти ту полноту переживания всех музыкальных событий, когда не кажется, что сценическое время загнано или топчется на месте, а течет именно как надо? Даже если так — г-ну Рэту ничего этого не удалось.

В результате все старательно и формально проделывают всё вышеозначенное. Анна Нетребко в своей коронной партии козыряет данными прирожденной субретки, доказывая, что это амплуа подходит ей куда больше, чем страдающие инженю и трагические героини. Она ловко пляшет, искрометно скачет по ступенькам из брикетов сена, которые дизайнер Шанталь Тома взгромоздила на две трети высоты сцены, при том красиво филирует звук и вообще демонстрирует немалое вокальное мастерство. Эрвин Шротт — превосходный актер, который к тому же умеет любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Испокон веку в опере толстые артисты пытались выглядеть похудее. Стройный Шротт, напротив, надел на живот здоровенную толщинку, охромел на обе ноги и вообще сочинил точный рисунок роли, в котором он на диво свободен и заразителен. Хороший тенор Сергей Скороходов в роли Неморино также был убедителен, но, увы, пел он, будучи явно нездоров — тут уж не до сладостного bel canto, а дотянуть бы до Una furtiva lagrima, знаменитого романса, ради которого половина народу и ходит на «Любовный напиток». Владимир Мороз— Белькоре, соперник Неморино, оказался не бравым и любвеобильным сержантом, а зажатым деревянным солдафоном.

Но главного — веселящего газа, который поднялся бы из оркестра (ведомого Лучано ди Мартино), окутал сцену счастливым сфумато, соединил героев той самой пресловутой «химией» и опьянил зрителей, нет как нет. Потому премьера — событие громкое, знаковое, статусное, — и как еще принято нынче выражаться? Но не художественное.