Взирая на афишу Театра им. Ленсовета с названием «Америка 2», многие зрители всполошились: «Неужто новую Америку открыли?» Да, не беспокойтесь Вы! Это все литературно-театральные игры. В начале прошлого века Франц Кафка начал писать роман «Америка». Не закончил. Теперь Биляна Срблянович решила помочь Кафке и написала «Америку, часть вторая». Только и всего. Впрочем, сербская драматургесса лишь намекает на Кафку, а режиссер Петр Шерешевский через своих конферансье постоянно приводит цитаты из Кафки, чтобы рассказанная история приобрела глубокомысленность. Сам Кафка в Америке побывать не сподобился и создал образ мифической страны-монстра. Срблянович Америку видела, но ее Нью-Йорк не сильно отличается от Мадрида или Белграда. С адюльтером и одиночеством пытливые наблюдатели сталкиваются даже в Медвежегорске.

В случайной беременности — закономерность Правда, в пьесе подчеркивается: «Действие происходит чуть больше года спустя после нападения на США Аль Каида». Хотя на сценическом экране «опадают» пронзенные террористами небоскребы, содержание спектакля никак не связано с событиями 11 сентября. Разве что: рушатся здания — в другом районе Нью-Йорка рушится судьба одного человека. А где судьбы не рушатся? Чисто поэтическая формула. Николай Акимов иронизировал над мемуаристами, включающими свою скромную персону в контекст истории: «Я быстро разделся и лег спать. В эту ночь Гитлер двинул свои танки на Австрию». А если бы не лег? И до 11 сентября люди оказывались без работы, как наш герой из «Америки 2». «В огороде бузина, а в Киеве дядька».

Штука в том, что в пьесе фактически ничего не происходит, а в 1-м акте — уж совсем-совсем вялое ничего. То есть суета налицо (муж изменяет жене, жена случайно беременеет и т. д.), но все это ни к чему не ведет, если не считать двух бессмысленных смертей в финале. Впрочем, нагромождение событий напоминает фрагмент мыльной оперы. Поклонников этого «жанра» множество. Почему бы и не посмотреть? Пусть мелькает перед глазами.

«Ой, Мороз-мороз, не морозь меня…»

Так как ничего не происходит, режиссер и актеры напряженно сочиняют свое, надстраивают пьесу. Больше всех трудятся «слуги просцениума», два Деда Мороза — Санта-Клауса (в Америке — рождественская неделя): Александр Новиков и Олег Федоров. Морозы-клоуны — порождение фантазии Шерешевского. У Срблянович швейцар и официант — попроще. Новиков изображает хитроватого швейцара Рауля, который держит в хватких руках многоквартирный дом. В любой клоунаде один клоун должен быть помягче, другой — посадистичнее. В качестве садиста выступает Федоров. Помимо того, что он кричит по телефону голосом истеричной секретарши Сюзи, он еще играет инфернального официанта в ресторане. Официант — гротескная смесь Хлестакова (еще одна роль Федорова) со зловещим официантом из «Утиной охоты». Извивается, наращивает себе шесть рук, чтобы принести весь ассортимент десертов. С гаденьким оскалом ждет оплаты от безденежного Карла. Новиков с приятными улыбочками и Федоров с гнусными гримасами развлекают публику, усложняя простенькую мелодраму-водевиль. В то же время «обкладывают» Карла, словно одинокого волка, делают его жизнь невыносимой.

М. Булгаков завещал: «Героев своих надо любить». Ленсоветовцы очень стараются, хотя, по правде говоря, особенно не за что любить. У Срблянович все персонажи (так было и в другой ее пьесе «Саранча», поставленной в Театре им. Ленсовета) — мерзавчики невысокого полета, отчасти заслуживающие снисхождения. Снисхождения просят актеры, выдающие на гора собственное обаяние.

Лаура русская душою

У кого хватит духа бросить камень в трогательную, загадочную и хрупкую красавицу Лауру Пицхелаури? Если только у домохозяек, которым сапоги за 800 долларов (такие носит Ирина-Пицхелаури) не по карману. Мужчины будут любоваться ее томными позами, терпкими танцами (балетмейстер Ирина Панфилова). Разумеется, Ирина-персонаж, девушка сомнительного поведения (формально, модель) — русского происхождения. Озабочена тем, чтобы подороже себя продать. Однако ж известно по русской литературе (и не только по русской): все проститутки — святые. Ирина по Срблянович — наглая, подлая (бросает умирающего любовника без помощи), но ведь, действительно, такое очаровательное существо надо хорошо содержать. Как ее жалко благодаря усилиям Пицхелаури!

А Маргарита Иванова! Да я за эту добрую простушку, самоотверженно бросающуюся на амбразуру в любом спектакле, любому глотку перерву! В оригинале безымянная продавщица из элитного продуктового магазина (ее играет Иванова) способна раздражить приставучестью и глупостью не только Карла. Но в спектакле мы сочувствуем наивным попыткам девушки заарканить богатенького. А он с ней так по-хамски поступил! Как Иванову жалко!

Вдова должна быть с кулаками

Симпатичнейшая Светлана Письмиченко получила роль противной скупердяйки Мафи. Намека на мафиози в этом имени нет. Просто несчастная баба, у нее случился облом в девичестве, облом в замужестве. Теперь она пытается сохранить хотя бы достойное вдовство и мимоходом дает по морде своей первой любви, Карлу. На словах. И, вроде, за дело. У Письмиченко была очень интересная роль в «Добром человеке из Сычуаня», но публика не хочет сложных форм — спектакль ушел из репертуара. Теперь Письмиченко выискивает глубины и острый рисунок в образе одноклеточной Мафи. Как ее жалко! Письмиченко то есть.

Алексей Фокин (Карл) тоже был интересен в «Добром человеке…» (Летчик). И темперамент виден, и хорошая злость. Роль Карла Россмана — надуманная. Как и у Кафки, это — потерянный человек в большом мире. При этом ни секунды нельзя поверить, будто этот невоспитанный, мелочный, замкнутый субъект мог занимать крупный пост и получать зарплату «больше, чем у президента США». Винтик в бюрократической системе должен актерствовать, делать хорошую мину при плохой игре. Карл не умеет и не хочет. Если перед Фокиным стояла задача сыграть пустоту, то он ее сыграл. Неприятную пустоту. Когда Карл прыгает под электричку метро, хочется сказать: «Так тебе и надо!» Артиста Фокина жаль. Шерешевский обозначил жанр спектакля как трагифарс. Однако трагизма в жизни Карла нет. И фарс требует более условного решения.

Смех продлевает жизнь

Жаль и Всеволода Цурило. Ему не впервой демонстрировать туповатых бугаëв. Но еще и хохотать два с половиной часа! Еще и стоять (кровать поставлена на попа) рядом с полуодетой Лаурой Пицхелаури руки по швам! Не позавидуешь подобному плейбою. Правда, по тексту Даниэль весь на антидепрессантах. И в финале, когда хохотун помер от передозировки кокаина, из его черного смертного (и сексуального) ложа вылезли красные цветочки. Очень остроумно придумано!

Словом, жизнь в благополучной Америке — (за исключением цветочков) паскудная. Годах в 1950-х любили показывать спектакли про злобный, бесчеловечный лик капитализма. То ли дело у нас! Никакой безработицы и сплошная задушевность. Только режиссеры измождены, замучены. Когда смотришь на Петра Шерешевского, выходящего на поклон (с рукой на белой повязке), слезы наворачиваются. Редко ставит в Петербурге и вот… Он сделал все, что мог, но… Ну, не открыть заново Америку с помощью Срблянович!

Ах, как обидно за актеров, за режиссера, за театр имени Ленсовета! Господи и Комитет по культуре! Пошлите, наконец, Театру настоящего художественного руководителя! А то ведь слезами изойдем. Дождетесь.