Конец ноября ознаменовался премьерой спектакля «Идиот» в театре на Васильевском — сценическая композиция, представленная главным режиссером театра Владимиром Тумановом. Спектакль представляет собой новую версию знаменитой постановки Товстоногова середины ХХ века — тогда князя Мышкина играл незабвенный Иннокентий Смоктуновский. В современной же версии спектакля главную роль исполняет Арсений Мыцык — молодой актер, выпускник Санкт-Петербургской театральной академии.

Успешному попаданию актера в роль способствовали не только талант и упорная работа над ролью — ведь подготовка к спектаклю шла год — но и удивительное соответствие внешности актера сыгранному персонажу. Весь его образ: манера держаться, говорить, смотреть так, будто широко раскрытые глаза — действительно, зеркала, отражающие душу — демонстрирует такую искренность и доброту, что не позволяет усомниться в его отрешенности от реального мира: перед нами — идиот, или иначе — человек, живущий в отрыве от жизни общества. Чистота души Льва Николаевича не омрачена постыдными помыслами и грехами — ее яркий свет, идущий изнутри, невозможно игнорировать. И обитателей порочного мира, в котором он очутился, неподвластно для них влечет к нему — он изумителен и притягателен, будто бы прикоснуться к нему обещает всякому очиститься от скверны.

В спектакле красной проймой проходят три женщины: первой покажется девочка в красном платье — как проводник, открывающий путь рассудку, она словно обращает князя сознанием к миру. Хотя, бесспорно, что все-таки он остается чужд ему.

Князь откровенен и не надевает личин, не принимает участия в играх других — кажется, он видит все в истинном свете. Лев Николаевич принимает переживания любого, кто встречается ему на пути, выбирая, как добровольное мученичество, быть рядом с тем, кто в страданиях. Тема мученичества символически обыгрывается не раз за все действие. На голове главного героя покоится венец — быть может, и не терновый, но невольно обращающий зрителя к мысли о великом мученике — Иисусе Христе. Князь ведь, как и велит заповедь, принимает переживания любого, кто встречается ему на пути, это как обязательная потребность, добровольное мученичество — быть рядом с тем, кто в страданиях. Его выбор и крест — спасать Настасью Филипповну, израненную и снедаемую собственной нечестивостью. Эта попытка исцеления искалеченной души возвращается ко Льву Николаевичу любовью Настасьи Филипповны — рожденная болезненным сознанием, эта любовь нездорова. Израненная Настасья Филипповна , которая видит в нем свое спасение — как сок, испивает его жизненные силы.

Когда князем завладевает болезнь, когда разум его стремится обратиться в безумие, подарив душе успокоение, тогда рядом с ним всенепременно оказывается женщина в красном. Первой облаченной в красное появляется перед зрителем Настасья Филипповна. Аглая же, кому мудрость души позволила оценить чистоту натуры князя и зародила любовь к нему, надевает алое платье и распускает волосы в финале действия. Тем самым она приобретает внешнее сходство с маленькой проводницей князя — той, что проводит его через границу между безумием и рассудком в начале действия и уводит Настасью и Льва прочь от суетного мира в конце.

Чувство, которым словно пропитаны решающие сцены спектакля — безумие отчаянной любви. То безумие, которое отвергает любые разумные доводы, оттесняет сознание на второй план. Аглая, Парфен, Настасья Филипповна — любовь, болезненная страсть, отчаяние доводят их практически до безумия. И оттуда не каждому удастся найти обратный путь. Эти персонажи раздираемы порочными желаниями, и в душе у них разожжен огонь — всем суждено сгореть в нем дотла, но только кому-то — возродиться из пепла. Самоотдача, с которой играют актеры, так велика, что, кажется, можно почувствовать жар огня, в котором горят души их героев, а зарево его пламени опаляет зал, обещая запомниться надолго.

Хотя события, происходящие в жизни героев, их переживания, трогают зрителя до глубины души, как тонко показана эта драма! Ни изнуряющих нравоучениями диалогов, ни утомительных философствований — все, что хотел сообщить зрителю режиссер, и больше того, все передано прочувствованной игрой актеров.

Некоторый минимализм, сдержанность постановки нашли отражение и в декорациях — сцена обрамлена полукругом белой стены с прорезанными арками. Эстетическую красоту отдельных сцен подчеркивает грамотное освещение, заставляя тени рисовать причудливые образы на белых декорациях, а актеров — принимать эффектные позы, на мгновение застывая в арочных проемах.

В творческой среде часто можно услышать, что нужно прожить произведение, прочувствовать его — только тогда сумеешь достучаться до аудитории. За год репетиций актерам, похоже, удалось поселить персонажей в душе. Говорят, что ставить произведения Достоевского сложно в том числе и потому, что персонаж становится частью личности актера. После той игры, что показали в театре на Васильевском, возможно ли сомневаться в этом? Судить вам.