Прямо неудобно получается. Вот ведь губернатор русским языком сказала, что у нас нынче в Петербурге «год театра». Надо же оправдывать, понимаешь. И действительно, до какого-то момента всё было пристойно — как водится, с провалами, но и с кульминационными пиками. Традиционный высокий сезон петербургских премьер, наступающий после того, как отгремят гастроли и фестивали ранней осени, ожидался с энтузиазмом, а обернулся чередой конфузов.

В свете «Последней жертвы» Романа Смирнова и Татьяны Москвиной, на позапрошлой неделе прописавшейся на сцене Театра им. Ленсовета, показалось, что нам ничего уже дальше не страшно. Но, к прискорбию, выяснилось, что тут только начало пути. На прошлой неделе «разнообразные не те» выходили к петербургскому зрителю уже с устрашающей частотой. Вот, скажем, режиссеру Олегу Куликову доверили ответственное дело — поставить спектакль к столетнему юбилею Театра на Литейном а заодно и к грядущему 150-летнему юбилею Чехова. Театр этот небогат, и на вторую премьеру в сезоне средств ему запросто может не хватить. «Счастливые люди» Олега Куликова предназначены для большой сцены, а не для камерного пространства: декорации, световое оформление, костюмы явно стоили недешево — между тем, есть обоснованное опасение, что играть спектакль будут редко и без удовольствия.

Инсценировщик Куликов смешал в кучу комические, лирические и драматические рассказы Чехова, предпочтя вырвать из каждого по диалогу. Диалоги эти актеры произносят поочередно — в спектакле занято полтруппы, так что очередь большая и проходит перед зрителем в течение трех с половиной часов. Литературный ребус — любимый жанр Куликова: ему бы отлично удались викторины для библиофилов. Рассказы подвергаются насильственной гибридизации, обрываются на полуслове — получается невнятно, алогично, претенциозно. Кажется, главное для режиссера — чтобы не отгадали, какой именно чеховский рассказ в данный момент разыгрывается на сцене.

Сквозное настроение задается с порога репликой персонажа Валерия Смолякова, рекомендующегося чертом: «Тьма, тоска, мысли о смерти» (из рассказа «В вагоне»). Герои Чехова в «Счастливых людях» скопом оказываются на платформе заснеженного вокзала — то ли чистилище, то ли ад, что-то в этом духе. Дождаться поезда здесь, по крайней мере, затруднительно. В монотонных диалогах выплескиваются мелочные сюжеты: больших и волнующих тем в головах и душах застрявших в безвременье людишек не обнаруживается. Или, быть может, режиссер отказывается их обнаружить

Предмет для подражания у Олега Куликова в данном случае прозрачен: знаменитая театральная трилогия Камы Гинкаса «Жизнь прекрасна… По Чехову» — шедевр сценической мизантропии. Но мастерства Гинкаса у Куликова нет, а на одном плохом настроении далеко не уедешь. Актерские рисунки, придуманные режиссером, невыразительны и однообразны: женщины, как на подбор, крикливы и глуповаты, мужчины — похмельны и заторможенны. Даже Сергей Заморев и Анатолий Пузырев, харизматичные актеры, здесь не имеют возможности проявить себя и тонут в общей невнятице. Одному артисту, впрочем, удалось удержаться на поверхности — Юрию Агейкину. Маленькая роль циничного персонажа юморески «Ушла» выстроена актером до жеста, до гримасы и сыграна так «вкусно», что даже слегка сглаживает общее разочарование.

В остальном же глазу зацепиться не за что: сценограф Анна Лаврова в очередной раз демонстрирует свою любовь ко всему белому — снегам, цветам и парусам; спасибо, мы уже в курсе. Остается только наблюдать за чудесами световой партитуры Евгения Ганзбурга, который в этот раз превзошел сам себя — и продемонстрировал натуральное превращение тени в человека. Боюсь, однако, зрителя эти изыски не остановят от массового исхода из зала в антракте и в течение действия. Прокатывать спектакль будет непросто — особенно с учетом его веселенькой афиши, на которой красуется игривая картинка и слово «комедия». На сцене явно происходит что-то другое. Не то.

Странность приключилась и с повестью Тургенева «Вешние воды» на малой сцене БДТ. Вот постановка профессора актерского мастерства Театральной академии Елены Черной действительно иногда смахивает на комедию — причем эротическую. В основе спектакля «Вешние воды. Вторая часть. Марья Николаевна Полозова» — заключительные главы повести Тургенева, повествующие о пагубной страсти к богатой помещице, охватившей главного героя Дмитрия Санина. Femme fatale Полозова — своеобразный эксцентрический тип, она живет свободно, если не сказать, распутно; ее вялый муж — скорее слуга из жениных пажей, чем вершина любовного треугольника. В случае Санина Полозовой, очевидно, движет даже не влечение страсти, а ревность к невинности пылкого юноши и его первой чистой влюбленности в итальянку Джемму. У Тургенева отношение к мадам Полозовой двойственное: в нем есть и неприязнь, и восхищение ее рисковой жизненной игрой, ее красотой и тайной. Вот эту тайну постановщица Елена Черная — несомненно, против желания — развенчивает.

Как и у Куликова, у Черной проблемы с инсценировкой, но иные: здесь проза перенесена в театр слишком прямолинейно, до топорности. Скажем, у Тургенева читаем: «Вся подноготная хозяйства была ей отлично известна; она обо всем аккуратно расспрашивала, во всё входила… Санин не ожидал подобного экзамена: он не приготовился». На сцене же БДТ разыгрывается какой-то «Ералаш». А сколько в вашем имении душ, спрашивает экзаменаторша Полозова. Не знаю, отвечает понурый Санин. А сколько десятин земли? Не знаю. А какие имеются угодья? Не знаю. Санин не знает совсем ничего — полноте, да тот ли он, за кого себя выдает? Бог весть какими методами постановщица Черная помогала молодым артистам вживаться в роли дворян середины позапрошлого века, но получилось опять не то. Алексей Сильянов (Санин), Дмитрий Мурашев (Ипполит Полозов), Иван Федорук (Данхоф) словно вышли играть водевиль — так плоски и утрированы их образы. Федоруку, кстати, это не мешает: вся его роль состоит из пары потешных выходов пьяного бретера, и артист выстраивает их ловко и к удовольствию публики. А вот до оскомины приторный Санин и обманутый муж Ипполит, ставший, вопреки Тургеневу, плюющимся желчью неврастеником, вместо комических куплетов должны исполнить психологическую драму, что водевильным героям, конечно, не по плечу.

Самая головокружительная трансформация произошла с элегантной дворянкой Полозовой. Ее чувственность, эротические ловушки, расставленные Санину, Елена Черная решила показать крупным планом, но великанский масштаб придал чертам соблазнительницы безобразие. Даже пленительная красота исполнительницы роли Ирины Патраковой не может искупить присвоенных ее героине базарных манер и фамильярности моветонного свойства. Ухарские ухватки, грубое кокетство, пышная юбка, которую Полозова — Патракова развязным жестом кладет на колени Санину — Сильянову (спасибо, хоть сама туда не садится), скабрезные двусмысленности; уж лучше бы, право слово, они сыграли Лабиша. А так спектакль не спасает ни чтение вслух тургеневского стихотворения «Молитва», ни прочувствованный голос знаменитого артиста Изиля Захаровича Заблудовского на фонограмме. Всё равно — уже не то, как ни старайся.

Печальнейшим из всех провалов оказался «Великодушный рогоносец» Фернана Кроммелинка на сцене ТЮЗа в постановке Владимира Золотаря. Золотарь — честный и одаренный режиссер, за копейки работающий в российской провинции и, как водится, вместо «спасибо» получающий от тамошних чиновников тычки и затрещины. Но у Золотаря есть семья, а семью надо кормить — на зарплату главного режиссера Нижегородского ТЮЗа свести концы с концами трудно. По части «чесовых» постановок Владимир Золотарь неопытен: он не относится к числу тех «профессионалов», которые только и колесят по городам и весям, ляпают за неделю спектакли, забирают в кассе гонорар — и так снова и снова. Но выход из ситуации, найденный Золотарем, нелепый и ошибочный. Он решил дотошно перенести на сцену петербургского ТЮЗа свой барнаульский спектакль 2003 года, причем экспликация постановки вычурная, сложная, там много акробатики, витиеватой пластики.

Петербургские актеры (в основном, не очень опытные — среди участников спектакля много недавних студентов) с доверием и энтузиазмом включились в работу: полгода учили мизансцены. А результат удручающий. Спектакль висит на петербургской труппе, как секонд-хендовский пиджак с чужого плеча. И вроде ремейк как ремейк, всё на местах: чудесные декорации Олега Головко, эффектное музыкальное оформление. Но опять не то: ревнивец Брюно (Максим Фомин) почему-то мало интересуется женой, которую ревнует, даже смотрит на нее изредка; Стелла (Алиса Золоткова) вовсе не выглядит потрясенной чудовищными коллизиями пьесы, а весь спектакль сохраняет на лице выражение легкого и радостного недоумения.