Они встретились в блокадной квартире голодными подростками, в которых едва теплилась жизнь. Гордый Марат, хнычащий Леонидик — и хорошая девочка Лика. В страшном 42-м они как раз достигли возраста, когда положено в первый раз влюбляться. И любовь у них, осиротевших, поглядевших смерти в лицо, вышла сильной и странной. Война давно останется в прошлом — а зачарованная троица все будет разбираться в отношениях: кому из мальчиков Лика нужней, кого из них она любит крепче.

Пьесу написал советский драматург Алексей Арбузов — не сказать чтобы великое произведение, но отличная лирическая драма: о людях и об эпохе. Эпоху режиссер Андрей Прикотенко выкидывает из спектакля безжалостно и сразу. Ухватистый пацан Марат (Антон Багров) в небрежно накинутом шарфе и неуклюжая, но обаятельная Лика (Ульяна Фомичева) с растрепанной химической завивкой под беретиком на детей блокады не похожи. Больше напоминают сегодняшних тинейджеров, от избытка калорий взявшихся поиграть в юность бабушек и дедушек и примеривших старые шмотки из старого шкафа. Шкаф на сцене имеется, занимает почетное центральное место — герои прячутся в нем от условной «бомбежки». Помимо прикладных функций, на шкафчик возложена идеологическая миссия: напоминать о спектакле режиссера Прикотенко «Лерка» из со¬временной жизни, где стоял такой же. Мол, бог с вашим Арбузовым, мы-то расскажем, как трудно живется современной молодежи.

Трудно становится с появлением на подмостках Леонидика. Артисту Александру Кудренко, видимо, надоело работать красавцем и секс-символом: он хочет доказать, какой он сильный и техничный актер и как здорово справляется с характерными ролями. Он действительно сильный и техничный, и остановить его не¬кому. Леонидик в спектакле Прикотенко то ли сидит на каких-то лютых таблетках, то ли заражен инопланетной заразой, заставляющей говорить тоненьким голоском с марсианскими интонациями, страшно гримасничать и зловеще кривляться. Когда во втором действии герой является без руки (как ему предписано автором пьесы), невольно подозреваешь: дело не во фронтовом ранении, это «чужой» разрушает тело Леонидика.

По мере того как Кудренко углубляет свой патологический бенефис, остальные пытаются как-то ему подыграть. Багров скандирует реплики, словно на митинге, Фомичева два часа кряду намекает, что вот-вот от страданий упадет в обморок, — и не падает ни разу. Вслед за эпохой из спектакля испаряются персонажи: тут нет ни предков, ни современников, ни потомков — только безбожно наигрывающие актеры. Остается только недоумевать: и зачем тогда здесь этот шкафчик и чем занимался этот режиссер?