Спектакль «Мадам Бовари» по мотивам бессмертного романа Гюстава Флобера, поставленный в Санкт-петербургском театре «Русская антреприза имени Андрея Миронова» — не первая постановка украинско-германского режиссера Андрия Жолдака в нашем городе. Среди его недавних петербургских постановок — «Москва-Петушки» по поэме В. Ерофеева (2010 год, театр Балтийский дом) и опера «Евгений Онегин» (2012 год, Михайловский театр). Общепринято, что Жолдак ставит по канонам постдраматического театра. Тонко чувствуя текст литературного источника, режиссер способен дописывать и домысливать его и импровизировать.

В спектакле «Мадам Бовари» режиссер адаптирует сюжет к театральной сцене и к восприятию зрителями. Для этого вводится преамбула в стиле голливудских космических киноэпопей. Боги, обитающие на межгалактической станции (Валерий Дегтярь, Алексей Морозов и Степан Пивкин), ставят эксперимент над людьми, заражая их особой чувствительностью к любви. Одна из зараженных — француженка Эмма Бовари (Елена Калинина), а вторая — наша современница и петербурженка (Полина Толстун). Люди не выдерживают эксперимента. Любовь опасна, и чувствительный человек обречен на страдания и гибель.

Стиль спектакля — смесь драматического действия с рок-концертом, кино и мультимедийными клипами — тоже «работает» на то, чтобы быть понятным современным зрителям. Актеры поют и играют на электронных музыкальных инструментах, двигаются в музыкальных ритмах, напрямую обращаются к зрителям. Петербурженка Эмма — Полина Толстун — поет: «Как вы можете жить, дышать, рожать детей, когда ее (то есть любви — М. К.) нет?» Ткань спектакля сложная, замешанная на невероятной интуиции режиссера и актеров. Рефреном звучит бит, означающий биение человеческого сердца. Мир спектакля — это мир души героини.

Спектакль полон особого ощущения сакральности, тайны бытия. Действие происходит на небольшом пространстве, среди стен, выкрашенных в черный цвет. Сбоку — окно, источник свежего воздуха, фронтально — белый дверной проем — светлый мир мечты Эммы. Самое красивое, притягательное и непознанное существо на сцене — Эмма Бовари. Актриса Елена Калинина, в спектакле Жолдака — настоящая красавица, роковая женщина. Она красива не шаблонной, а подлинной женской красотой. Притягательны изгибы ее тела, волосы, движения. Больно смотреть, как, разочарованная, она мечется, лютует, бьется о стены и постепенно увядает и умирает. Вводя предысторию про богов, режиссер подчеркивает исключительность Эммы. Эмма и сама не раз провозглашает в зал: «Я не такая! Я — другая!» Эмма до замужества — вещунья, загадочная стихия, кровными узами связанная с природой. Ей свойственно художественное видение, и в этом смысле Андрий Жолдак вслед за гениальным французом мог бы сказать: «Госпожа Бовари — это я». Героиня Полины Толстун частенько приходит к Эмме, они практически неразлучны. Очень худенькая, почти бесплотная девушка-подросток, она кажется ее младшей сестрой. Они почти всегда чувствуют одинаково, вернее, чувства Эммы передаются ее сестренке.

Эмма не любит Шарля потому, что он зауряден. В то же время в ее нелюбви есть и доля самодурства — после того как Шарль (Валерий Дегтярь) не отгадывает загаданную Эммой кружку, ее отношение к нему резко меняется. Теперь ненависть сквозит в каждом ее слове и жесте. Эмма теряет свою связь с природной стихией, эти качества переходят к ее дочке Берте (Лиза Фурманова), которая выглядит неземным существом, прозревающим некую тайну. К моменту встречи с Родольфо (Алексей Морозов) Эмма становится уставшей, измотанной. В ней уже почти нет ни резвости, ни кокетства. Для Родольфо она — легкая добыча, жертва, ее сопротивление минимально, ограничивается словесной пикировкой. Эмма счастлива, но ее второе «я» — Толстун — уже прозревает будущую гибель.

В последнем акте Эмма — уже не совсем человек, а почти механическая кукла. Ее словесная дуэль с новым любовником Леоном (Степан Пивкин) — почти пародия, оба они разговаривают друг с другом при помощи микрофонов. Затем Эмма проходит еще несколько кругов ада — унижений и тщетных просьб о помощи, которые заканчиваются принятием решения о самоубийстве. Потеряв последнюю надежду найти понимание и любовь, Эмма умирает. Смерть ее одновременно красива — под возвышенную музыку — и отвратительна.

Если бы не юмор режиссера, спектакль можно было бы назвать трагедией. Ирония и отстранение, присутствуют, например, когда после трагической сцены звучит бесстрастный голос, объявляющий: «Мадам Бовари. Часть вторая». Или в вставке из чеховских «Трех сестер», когда Эмма, ее alter ego и служанка Настази (Полина Дудкина), обращаясь к Шарлю, одна за другой повторяют: «В Руан, в Руан! Нет ничего прекраснее Руана!»

Спектакль полон интересных режиссерских находок, загадок, которые не всегда с ходу разгадаешь, в нем нет ни одной не наполненной смыслом детали. Не всегда удается разгадать его особый язык. Но может быть и не надо стремиться к этому. Потому что самое главное понятно и лежит на поверхности.