<…>

КОМЛЕКС ГАМЛЕТА

Мастер эпической многоактной формы Лев Додин давно заслужил право обходиться с классикой как с расходным материалом. Он легко может себе позволить выбрасывать целые сюжетные линии, сокращать текст, переставлять местами реплики, вводить новые монологи из других пьес. В «Гамлете» он пошел даже на то, чтобы в программках значилось: «Сочинение для сцены Льва Додина по Грамматику, Холиншеду, Шекспиру, Пастернаку». Два первых имени принадлежат авторам хроник, послуживших когда-то драматургическим подспорьем самому Шекспиру.

По формату все это больше похоже на дайджест, без которого теперь не обходится подготовка к ЕГЭ в российских школах. Заведомо известно, что всего «Гамлета» никто не осилит, но что-то про него надо знать. Например, что сам Принц Датский был еще тот отморозок- больной на всю голову. Мучил мать, доставал отчима, довел до суицида свою девушку Офелию, рвался к власти, куда его, конечно, никто не пустил. А в перерывах между приступами безумия играл на флейте. Потом его убрали, а на смену пришел нормальный мужик в штатском по именем Фортинбрасс. Все!

Конечно, такого рода прочтение вряд ли могло бы вдохновить Льва Додина на эпохальную постановку «Гамлета». Но дело в том, что спрямляя, сокращая и перформатируя трагедию Шекспира под жесткий action, режиссер сам того не желая, получал искомый примитив дайджеста. Последовательно и целеустремленно изгоняя с подмостков всякую поэзию, он оставляет своих актеров один на один с черно-белой схемой. Пустая, задрапированная белыми тканями сцена. Костюмы сугубо современные. Все сплошь в футболках. У Клавдия на груди собственное изображение. У других — разного рода месседжи. Например, на майке у Офелии — «This is my prince», у Гертруды — «This is my king». А у Гамлета — двойной портрет, составленных из двух половин лица — молодого человека и старика. Расшифровывать все эти послания можно бесконечно, но лично мне больше всего запомнился парик Гертруды, в котором она в начале спектакля танцует танго с Гамлетом. Такой аккуратный паричок, вроде тех причесок, которые были раньше у дикторш программы «Время». И сама Гертруда в исполнении Ксении Рапоппорт совсем не femme fatale, не королева. Внутренне сломленная, истерзанная страхами, запутавшаяся, несчастная. Цепляется из последних сил за трон, за свой брак, за иллюзию счастья с таким уже усталым и немолодым интеллигентом Клавдием (актер Игорь Черневич). Видно, что оба нашли друг друга, что эта любовь — последний шанс. Пусть поздно, пусть все сложно, но живут, как умеют, держатся друг друга. Зато все вокруг мешают, не уставая напоминать, что счастье просто противопоказано тьме вокруг, из которой нет выхода кроме как прямиком в могильную яму. И прежде всего об этом ей напоминает родный сын Гамлет.

Додин поставил перед исполнителем главной роли Данилой Козловским невероятную по сложности задачу — освободиться от всех романтических плащей, шпаг и хоккейных клюшек. Стереть и забыть всякое напоминание о сложившемся имидже народного любимца и всероссийского секс-символа. Этот Гамлет родом из бедных, хмурых пригородов. В его крови бродит злая энергия люмпена, которому нечего терять и ничего не жалко. Несчастное и опасное животное в дешевой куртке с капюшоном, надвинутым на глаза. При этом, как любому слабаку, отбившемуся от стаи, ему нужна идея, фетиш, кумир. Им и стал покойный отец король, злодей и подонок почище Гамлета, но чьим именем сын будет вершить свои преступления.

Понятно, что играть все это Козловскому как нож острый. Ему бы сейчас вдарить во всю мощь роскошного баритона: «Так гибнут замыслы с размахом…», как это делал Владимир Семенович Высоцкий. Ему бы так пошел черный бархат и белый кружевной воротник, как у Иннокентия Михайловича Смоктуновского. Ему бы хотя бы одну любовную сцену с Офелией — Лизой Боярской, чтобы разогреть партер, расшевелить балкон. Чтобы люди вспомнили, что «Гамлет» еще и про любовь!

Но нет, скупой рыцарь Додин держит своего любимого актера на скудном пайке, не подарив его Гамлету ни одной романтической слезы, не одного червонца с гербом Принца Датского. И впрямь, какой это принц? Демагог, псих, убийца. А там, где не проходят демагогия и истерика, в ход пускается оружие — последний аргумент в любой схватке, логическая точка в любом сюжетном построении. С этой концепцией режиссера Данила Козловский справляется мужественно и честно. И только в финале на считанные мгновенья позволяет себе вырваться из заданного рисунка. Вначале он возьмет несколько чистых, пронзительных нот на флейте, а потом сделает два-три па, никак не предусмотренных сценической логикой. Попытка танца, попытка свободы, попытка как-то извернуться и взлететь над предлагаемыми обстоятельствами. Ничего не получится. Попытка не удастся. «Дальше — молчание», — объявит Гамлет бесцветным, мертвым голосом. Хотя никакого молчания не будет, всю дорогу на сцене стоит какой-то непонятный подземный шум. То и дело слышен грохот опускаемых могильных плит. Со скрежетом разбираются железные конструкции. А в довершении всего в финале медленно через всю сцену проплывет огромный телеэкран, по которому будет транслироваться речь президента Фортинбрасса — обращение к нации. Собственно, главные герои нового спектакля МДТ не принц, не король с королевой, а вот эти люди в черных спецовках с безразличными лицами, орудующие спокойно, громко, нагло. Это для нас театр — забава, игра и развлечение, а для них — тяжелая, монотонная работа. И это их безмолвное, безымянное и угрожающее присутствие, может быть, самый сильный шекспировский ход в спектакле Льва Додина.

<…>