Странна жизнь театра. Пьеса, опера то надолго исчезает с афиши, то начинает ставиться во многих театрах. Прежде внезапно вспыхнувший интерес объясняли политической, социальной созвучностью. Либретто «Искателей жемчуга» не подтянешь к современности. Шри—Ланка не Сирия. Жрица, нарушившая обет безбрачия, и любовное соперничество двух друзей — мотивы бродячие, вечные. Журнал не вместит названия опер с подобными сюжетами.

«Искатели жемчуга» — вещь не слишком популярная. Впрочем, «Джамиле», «Пертская красавица», «Иван Грозный» — другие оперы Жоржа Бизе — еще более отодвинуты на задворки музыкального сознания. Об «Искателях», по крайней мере, постоянно напоминает своим тягучим романсом охотник Надир.

И вот с начала века целая гроздь премьер: в Новой опере, Опере Детройта, Ла Фениче, Концертном зале им. П.И.Чайковского, Английской национальной опере, Метрополитен-опера (постановка Английской национальной оперы (2014) перенесена на сцену Метрополитен-опера (янв. 2016)), Израильской опере, Санкт-Петербург-опера. Сравнивать большие театры Венеции, Лондона, Нью-Йорка и камерный театр Санкт-Петербурга не слишком корректно, но мы и не говорим о размерах зданий, финансовых возможностях. А проблемы воплощения оперы Бизе во всем мире перекликаются, полемика между режиссерскими подходами перекидывается через океан. Как ни странно.

Главный камень преткновения в интерпретации «Искателей жемчуга» — согласны мы или нет оставить оперу романтичной. Современная тенденция: найти психологические и социальные мотивировки романтическим страстям. Это получается обычно плохо. Даже у таких талантливых людей, как Дмитрий Черняков (я имею в виду «Трубадур»). «Искатели» не только романтичны, но даже без претензий на историзм (вспомним произведения Россини, Доницетти, Гуно и др. на псевдо-исторические сюжеты). Полагаю, быт и нравы Цейлона не слишком занимали либреттистов М.Карре, Э.Кормона и Ж. Бизе. Восточная экзотика привлекательна вне конкретики. Как ни странно.

В этой ситуации режиссер Пенни Вулкок (родом из Аргентины) в Мет и Юрий Александров в Санкт-Петербург-опера поступили почти противоположным образом, что закономерно. Английская национальная —, как и Глайндборнский фестиваль, тяготеют к реализму. Санкт-Петербург-опера — к театральной фантазии, гротеску. Юрий Александров признается: хотел, дескать, сочинить контрастную пару спектаклей. «Сельская честь» — это жизненная история, а «Искатели жемчуга» — фантастика. Но Масканьи с вкраплением мюзик-холла тоже не слишком соответствует канонам веризма.

Вулкок пытается с помощью Бизе рассказать про нищенскую жизнь трудящихся цейлонцев (точнее, сингальцев). Ютящиеся по склонам горы хижины, женщины в застиранных платьях блёклых тонов индийского покроя. Шри-ланкиянки стирают белье в пластмассовых тазиках, чинят сети в жуткой тесноте, бедро к бедру. Кто-то читает газеты. Время действия, как сегодня принято, болтается между XIX и XX веком. Бедняки могли бедствовать в таком виде и лет 150 назад, но главные мужчины-персонажи (Надир и Зурга) явно принадлежат нашему времени. В оригинале, как ни странно, Зурга предлагает себя в вожди и мгновенно оказывается избран. В Нью-Йорке группа поддержки раздает «искателям жемчуга» листовки с портретами Зурги, и народ по привычке голосует за единственного кандидата. Сам Зурга, проводя выборную компанию, пьёт пиво из бутылки.

Художник по костюмам Мет Кевин Поллард одел Надира и Зургу в современные футболочки (у Зурги еще жилетка, но не бронежилет). В футболочках удобно прогуляться из отеля в жаркий полдень на пляж. Относительно Лейлы театр сделал уступку оперным стандартам и в то же время нынешним низменным инстинктам. Заметим, режиссер сняла фильм «Принципы похоти». Обычно целомудренные Лейла и Надир во время свидания в храме сближаются на расстояние не ближе пушечного выстрела. В Мет-2016 Надир (Меттью Поленцани) более активен. Начинает сдергивать многочисленные юбки девушки, подобно листам капусты. В итоге напряженного стриптиза Диана Дамрау (Лейла) остается в лимонной юбке, словно бабочка-капустница. Невинность при этом соблюдена, поэтому непонятно, чем рассержены жрец Нурабад и весь народ.

Санкт-Петербург-опера резко порывает с действительностью, Очевидно, добыватели жемчуга поставляют драгоценности не только грабителям-посредникам. Лучшее они оставляют себе и своим близким. Лейла снизу доверху увешана жемчужными ожерельями — камни размером с крупный виноград. При ходьбе гремит, будто скелет костями. Зурга — испанский конкистадор с длинной гривой кочевника и элементами грима японского демона. Красный бархат, уйма золотых украшений. Даже щеки и лоб — золотые. Надир, правда, в серо-коричневой хламиде, однако с семью рядами ювелирных цепей. Пальцы в массивных перстнях. По роскошеству костюмов скромный Театр на Галерной, бесспорно, превосходит богатейший Метрополитен-опера. Как ни странно.

Девушки: от жрицы до рядовых тружениц словно сбежали из балета «Баядерка» Л.Минкуса. С танца баядерок (балетмейстер Надежда Калинина) начинается спектакль. Танцовщицы будут, извиваясь, аккомпанировать, действию то с перламутровыми шариками, то с отборными цветами. Во время молитвы-танца Лейлы сцена превращается в морское дно, а балеринки — в рыбок. Это уже не Бизе, а Римский-Корсаков с Волховой и Садко. Перед финальным костром баядерки, пользуясь мглисто красным освещением, оборачиваются ведьмами из «Макбета».

Однако не будем углубляться в тему галантереи и моды. Первое, чем приветствует современный театр зрителя, это видеоинсталляции. Публика, воспитанная телевизором-мамой, телевизором-папой без визуальной информации не может. И музыка без нее не в радость. Опять же красивые картинки смягчают лапидарность сценографии. Скажем, в балете «Симфония в трех движениях» на музыку И.Стравинского (Мариинский театр. Янв. 2016) танцовщики могли бы и не трудиться выходить — все содержание нового балета Раду Поклитару отражено в видеоизображениях Александра Кравченко. «Симон Бокканегра» в той же Мариинке — явление совсем другого порядка. Спектакль достойный, но вряд ли публика с удовольствием наблюдала бы в течение трёх часов огромный черный ящик. А так за ящиком плещется прекрасное видео-море художника по видео Паскуале Мари.

Использовать видео при воплощении «Искателей» сам бог велел. Далеко не все знакомы с методикой добычи жемчуга, и даже любители пляжного отдыха на Шри-Ланке (бывший Цейлон) слабо представляют эти благословенные места. А ведь именно здесь, по достоверным сведениям, располагался Эдемский сад, и нежились в тропическом климате Адам с Евой.

Премьера Метрополитен-опера начинается с показа добывателей жемчуга в работе, то есть в воде. Кажется, смотришь фильм Жан-Ива Кусто. Забавно, что свою арию из второго действия жрица Лейла поет в сопровождении барахтающегося дайвера-«ловца жемчуга». Он, получается, добывает драгоценности не в воде, а в поднебесье. Потрясает видео-цунами, в конце американского 2-го акта. Жуткие водяные валы должны поглотить сцену и зал. Впрочем, некоторые критики увидели даже не водяной вал, а огненную лаву. Вулкок, кинематографист, по основной профессии, опять-таки сделала уступку оперной красивости.

«Искатели жемчуга» Юрия Александрова — легенда, сказка, нестерпимо красивая. «Иоланта», выпущенная незадолго до этого в «Зазеркалье», тоже решена в жанре сказки. Лишь сказки и могут нас утешить в жуткой международной обстановке. Как ни странно.

Перед выпуском «Искателей» театр приобрел новую аппаратуру для видео, и воспользовался ей в полной мере. Видеоряд (Даниил Бакалин, Михаил Ушинин) спектакля можно использовать в качестве иллюстрации к путеводителю по Шри-Ланке. Известно, на острове 450 видов птиц, 25 видов бабочек. Это обилие и явлено на плоскости портала и на экране-заднике. Помимо бабочек, птичек, шастают по небу светлячки, плавают рыбки (в том числе золотые), благоухают экзотичные цветы, изливаются водопады, возникают древние маски. Я уже не говорю о демонстрации красивой горы. Видимо, перед нами Пидуруталагала (самая высокая гора на Шри-Ланке), хотя выглядит она будто простая Фудзияма. Словом, ешь на здоровье глазами. Не стыдно и даже полезно все это показать детям. Вряд ли они разглядят на большом серебряном шаре справа эротические позы Камасутры.

Главный элемент сценографии в Санкт-Петербург-опера (художник Вячеслав Окунев) — огромная черная ветка. Вокруг нее кучкуются хор-балет и солисты. Позже я узнал: на Цейлоне есть священное дерево Бо, точнее, отросток дерева. Под ним отдыхал Будда. Видимо, исторический отросток в Санкт-Петербург-опера и представлен. Если приглядеться, кора покрыта барельефами примитивных фигурок, элементами индусского орнамента. В момент страшных оперных катаклизмов ветка хрустнет, треснет и обломится.

Но что это мы о пустяках? Как ни странно, встаёт вопрос о том, хороша ли сама опера и насколько близка современному музыканту, зрителю. Ответ не простой. Суровые музыковеды утверждают, будто опера по музыке неровная и написана на слабое либретто. Либреттисты и сами признавались: «Если бы мы знали как талантлив Бизе, мы бы написали что-нибудь получше».

В версиях Мет и СПб-опера партитура звучит не совсем привычно (для тех, кто знает «Искателей» по аудиозаписям). При первом знакомстве она показалась петербуржцам скучноватой. Когда по предложению режиссёра темп ускорили, все пошло веселее. Дирижер Джанандреа Нозеда, знаток итальянской оперы, тоже прибавил музыке бодрости, чтобы она стала походить на «Кармен» и «Арлезианку». Спору нет, мы живем пошустрее, чем в XIX веке, хотя, думаю, Бизе нужна была именно тягучесть, восточная нега. Но что сделано, то сделано.

Еще несколько проблем. Что такое романтический характер? Как петь «Искателей»? В романтической опере поют «нечеловеческими голосами». Человеческим голосом «шарман, сувенир» в романсе («В молчаньи ночи тайной») не выведешь. Жрица Лейла, зависла между небом и землей, но должна петь по-ангельски. Надир — «сладчайший» тенор. Где Вы такой на Невском услышите? Сладчайшими были С.Лемешев, Н.Гедда — подобных певцов нынче не учат. Голоса, вроде бы, в 2016 г. должны быть естественными. А музыка-то к этому не предрасположена.

Кто такой Нурабат? В разных источниках его именуют то верховным жрецом, то главой старейшин. В оригинале бас. Во всех современных версиях — бас-баритон, звучащий баритоном. Совершенно бесцветен исполнитель партии в Нью-Йорке Никола Тесле, по совместительству, муж Дианы Дамрау.

Антон Морозов ближе к баритону. Самый низкий голос из нынешних Нурабатов у Владимира Феляуера, однако функция Нурабада в петербургской постановке не совсем понятна. Похоже, слуга с неопределенными обязанностями. Много кланяется, но в сцене с беззащитной Лейлой (2 д.) почему-то размахивает кинжалом. Во время дуэта Зурги с Надиром подслушивает, крадётся с повадками оперного злодея и особиста. Во всех театрах Нурабад — наиболее слабое звено. А без него квартет героев несколько перекашивается.

С тенором всегда не просто. Не буду вспоминать Энрико Карузо (не встречались), однако Сергея Лемешева и Альфреда Крауса мы слышали уже в середине прошлого века. Молодого Доминго позже. Все они обходились без фальцета. Заоблачные верхние ноты брали полным голосом. Сегодняшние исполнители арии (как итальянские, так и отечественные) исполняют романс с напряжением, давая понять, на какой риск идут. Поленцани в Нью-Йорке поёт осторожно, словно входя в холодную воду.

В Петербурге Сергей Алещенко — более опытный певец, чем Владислав Мазанкин. Мазанкину просто не вытянуть последнюю верхнюю ноту. Впрочем, обоим не хватает дыхания. Как ни странно.

Вид у Алещенко экзотичен. Больше всего напоминает Брина Терфеля в роли Мефистофеля из «Фауста», или Эзопа. Уж никак не молодого влюбленного, «индийского гостя», который бы гармонировал с баядерками. Невозможно себе представить, чтобы этот грузный человек взбирался по отвесной скале к своей возлюбленной. Мазанкин внешне больше подходит к роли — в то же время по вокальным данным не создан для партии. Пожалуй, только Филипп Жарусский поёт с легкостью, однако он — контртенор и спел романс лишь в концерте.

Для Лейлы требуется «лёгкое сопрано». Увы, сегодня такой тип голоса не моден, не востребован. Чтобы нести основной вердиевско-пуччиниевско-чайковский репертуар нужно драматические сопрано. У Дамрау голос резковат. Не ее партия. Когда солидная дама имитирует порывистость наивной девушки, это выглядит нелепо. Правда, никто не отрицает ее достаточной высокой вокальной техники. В принципе, Диана Дамрау выглядит инородным телом в реалистично-натуралистичном спектакле Мет.

У Олеси Гордеевой в Петербурге голос мягче, хотя он и не очень сильный. Как ни странно, она изображает из себя кошечку, особенно перед приходом Надира. Жриц для буддистских храмов готовили в иных традициях. Словно кошка, Лейла пытается вцепиться когтями в глаза неподатливому Зурге. Кстати, у Зурги и Надира в гримах тоже есть что-то кошачье-японское.

В конечном итоге, стабильно-благополучным оказывается лишь баритон, то есть Зурга. Рецензент спектакля Метрополитен-опера из Opera News рассыпается в комплиментах краковянину Мариушу Квеченю. Комплименты, на мой взгляд, сильно преувеличены. Квечень, правда, конкретнее остальных исполнителей при хаотичности поступков персонажа. Зурге «подгадили» и композитор, и постановщик. Партия Зурги наименее выигрышна в опере, хотя в начале 3-го акта у него большой монолог («О, Надир!»). Запоминающейся арии нет, в отличие от Надира и Лейлы. Что касается антуража, тут и совсем плохо. Аргентинка — режиссер, склоняя Бизе к реализму, решила сделать из Зурги чиновника, погрязшего в бумагах. Вся стена его начальственного кабинета заполнена папками, видимо, личными делами жителей поселка. Этакий грязноватый отдел кадров. Вообще-то натуральный Зурга, скорей всего, не был обучен грамоте. И управлял своими согражданами «по душе». Вряд ли нормальный бюрократ сожжет весь городок, чтобы спасти друга и возлюбленную. Зурга американский не может быть страстным Зургой Бизе.

В Санкт-Петербург-опера Зурга — настоящий оперный герой-баритон. Кирилл Жаровин — не столько вождь, сколько воин, только что слезший с боевого коня, порубавший саблей штук пятьдесят голов. Глаза горят, нос горбится и т.д. И вокально он наиболее подготовлен из солистов. У него красивый нижний регистр. Темперамент зашкаливает. В начале третьего действия Зурга кусает себя за руку до крови, катается по полу. Режиссер идет на публику с открытым забралом. Если уж романтизм, то чего бояться оперных жестов, оперного безумства?

Александров, по мере сил, не борется с композитором и либреттистами. Под конец все-таки не выдерживает. Финал — камень преткновения для современного режиссера. Не зря Н.П.Акимов рекомендовал обрубать финалы, подобно собачьим хвостам. Завершить оперу так, как она написана изначально, почти невозможно. Согласно поздней редакции 1893 г., Зургу сжигают вместо Лейлы с Надиром. И это справедливо: руководитель не должен обманывать подчиненных, уничтожать их дома. В англо-американской постановке Зурга остается в задумчивости: как объяснить согражданам свои поступки. По оригинальному либретто, Зургу бьют по голове и оставляют разбираться с преступниками. Он долго с ними прощается и падает без чувств, скорей всего, замертво. Как ни странно.

Александров придумал 4-й вариант. Влюбленные героически всходят с Зургой на костер. Бессмысленно (зря посёлок спалили), но красиво. Иначе, какие они благородные герои, если способны построить свое счастье на смерти другого. Не исключено, Бизе согласился бы с таким поворотом сюжета.

Хилый пионерский костерок в центре площадки с помощью видео, разрастается и охватывает всю сцену, портал, оркестр. Влюбленные и сочувствующий, сгорая, поют жизнеутверждающее трио.

Современный театр пытается взглянуть на «Искателей жемчуга» с разных ракурсов: то с позиции непоследовательного реализма, то с позиции преувеличенного, сказочного романтизма. Всюду крайности. Признаться, мне ближе романтический вариант. А Бизе, наверно, прячется где-нибудь посередине. Все же спасибо за эти опыты. «Искатели жемчуга» — опера с секретом, не даётся сразу. В отличие от «Кармен», ее надо слушать, смотреть по многу раз, и с каждым новым просмотром получаешь больше удовольствия. Как ни странно.