От новой постановки Юрия Бутусова «Сочинение по пьесе „Женитьба“ и другим текстам Николая Васильевича…» зритель мог ожидать чего угодно. Здесь Агафья Тихоновна вполне могла перевоплотиться в ведьму-панночку, а Подколесин — в Хому Брута, а самое странное, что зрителю бы понравилось. Но спектакль вышел камерным, в нем все шепотом и на тонких нервных струнках.

Настолько тоних, что главное впечатление после первого действия — тишина. Обычно в спектаклях Бутусова многое берет на себя музыка, в «Женитьбе» же зонги пошли только ко второму действию. Зато мы сходу знакомимся с «женихами» и, главное, с Петербургом. Кажется, возможность ввести в спектакль город как полноценного героя отчасти стала поводом обращения к Гоголю. Мягкий шум троллейбусов, кусок текста из «Невского проспекта», ряженые «Петры» и «Екатерины» окружают бедного Подколесина, по живому режет письмо Онегина. Не самый эксцентричный, но очень сильный ход — связать одной красной нитью привычные тексты, вырвать сознание зрителя из одного только гоголевского мира. Здесь есть и едва уловимая ирония над Гоголем и его гротескными, нереалистичными персонажами. С высоты прошедших полутора веков Подколесин выглядит еще более жалким и инертным, когда Кочкарев (такая ветвь эволюции офисного планктона) парирует: «работа — дом — работа — дом». Маршрут челночного бега, хорошо знакомый сегодняшнему зрителю.

Знакомясь с «женихами», мы сразу понимаем, что они убоги и глубоко несчастны. Это персонажи, списанные с карикатур, с поломанными эмоциями и абсурдным набором ценностей. Самым колоритным предсказуемо вышел экзекутор Яичница (в исполнении Сергея Мигицко любой персонаж будет выделяться), а самым комичным — моряк Жевакин (Александр Новиков). Агафья Тихоновна у Бутусова получилась самой современной героиней. Режиссер, очевидно, посчитал, что типично гоголевская невеста не может существовать в театре постмодерна, и Анна Ковальчук играет умную, слегка циничную девицу. Ее дуэт с Подколесиным напоминает пару Илья Обломов — Ольга Ильинская, а не союз одинокий служащий — эфирная барышня. Окончательно авторскую раму спектакль обретает во втором действии, где женихи поют бодрые советские песни: «Первым делом, первым делом самолеты…»

С первым звуком зонгов становится понятно, что смотреть «Женитьбу» стоит в контексте других спектаклей Бутусова. Эта странная тишина — интонация обреченности, невысказанности, которой не было в осенней премьере «Кабаре Брехт». «Кабаре» гремело, выкрикивало лозунги и манифесты, танцевало и пело хором. При том, что текст предполагает нечто более интимное: это рефлексия Брехта на фоне крепнущего фашизма, но выливается она в энергичный протест. С Гоголем же вышло наоборот: экстравертный, гротескный текст, разбавленный лирикой от Пушкина до Цветаевой, зазвучал хрупко и жалобно. Это, как и тишина в спектакле, нехороший симптом. Тишина пыльная, вневременная, тесная.

Все спектакли Бутусова, кроме «Все мы прекрасные люди», отличает свободное пространство, свежий воздух, даже ветер, доносящийся со сцены. В «Женитьбе» этого нет. Мы то и дело оказываемся в какой-то каморке, комната Подколесина похожа на бедный душный подвал, а «женихи» поют песни ссутулившись, тихонечко, не имея больше ничего общего, что можно было бы обсудить.

И важно даже не то, что свадьба сорвалась. Важно, что Бутусов, один из самых чутких режиссеров в городе, таким видит нынешний Петербург — заглушенным, ссутуленным, душным. И эта замечательная Агафья Тихоновна остается не у дел, потому что демонической панночки режиссер из нее так и не сделал. В общем, получилось невесело, но интересно, трагикомично и чутко.