Четыре года назад о Михайловском, тогда театре им. Мусоргского, писать было попросту нечего. Царила серая тишина. Теперь вокруг кипят страсти: одни негодуют, другие защищают, третьи пророчат скорую гибель предприятию, затеянному бизнесменом Владимиром Кехманом, человеком, одержимым созидательным театральным честолюбием. Новости обрастают слухами и сплетнями, а Кехман тем временем набирает крепкую команду, которая выдает премьеру за премьерой. Их можно уже обсуждать всерьез, и трудно не заметить, что театр активно развивается.
Нынче Михайловский отважился на «Иудейку» Жака Галеви — произведение очень непростое и печально актуальное.
Выпуск спектакля сопровождался скандалом. Очередной мерзавец из националистической партии позвонил в Михайловский театр за несколько часов до премьеры: «У вас сегодня „Иудейка“? Так взлетите все вместе с ней!». Вызвали спецгруппу и кинологов, премьеру пришлось отложить. Ее сыграли на следующий день, но настроение было испоганено. Вот такие милые люди есть в Петербурге…
Инцидент констатировал: к сожалению, за 175 лет, со времен Скриба (либреттист) и Галеви (композитор), не многое изменилось в сознании изрядной части граждан.
Владимиру Кехману, инициатору постановки, мужества не занимать, кроме того, по жизни он опытный и азартный игрок. Да и проиграть здесь трудно: год Франции в России открывается оперой Галеви. «Жидовка», она же в деликатном переводе «Иудейка», нигде в нашем отечестве не идет. Тема религиозной и национальной нетерпимости остается острой. Склоки вокруг еврейского вопроса — процесс перманентный, однако не перестающий работать неплохой рекламой. Постановочная группа и четыре главных исполнителя, приглашенные с Запада, — не из последнего эшелона.
Дело за немногим: за художественным результатом. Он не однозначен, но, в конечном счете, определенно со знаком плюс. Спектакль поставлен крепко и очень профессионально — через месяц не развалится. Все достаточно понятно и наглядно, никаких ребусов, хотя либретто оперы изрядно запутано. Что характерно — увиденное легко отпечатывается в памяти.
Однако подход к материалу постановщиком Арно Бернаром несколько упрощен. Действие происходит в
Большая французская опера как жанр лишена здесь многих своих атрибутов: пышной постановочности, балета. Но об этом никто слезы не льет — иные времена. Красивая, правда, без особой образности, романтическая музыка разыграна на сцене четко и ясно. Однако слишком рационально, а временами просто бытово, и из-за этого настоящего слияния сценического действия с партитурой не происходит. Как-то все идет параллельно, хотя и корректно. Впечатление, что «Иудейка» в Михайловском сработана по шаблонам среднестатистического современного спектакля, каких на Западе много на любой сюжет и любую музыку. Правда, шаблоны здесь разработаны очень качественно. Все логично, все детали работают на общую идею. Минималистская сценическая картинка (художник Герберт Мурауер) своей серо-черно-красной графичностью даже красива, если бы не плоский, мало что выражающий театральный свет!
Петер Феранец добился в последнее время весьма качественного звучания оркестра Михайловского театра. Но если «Русалка» Дворжака (предыдущая премьера театра) музыкально была проработана очень тонко и подробно, то в инструментальной интерпретации «Иудейки» больше «общих мест». Музыки у Галеви много, на целых пять актов. Однако сделаны разумные купюры, и трехактный вариант спектакля заканчивается до одиннадцати часов. Но — вот парадокс! — режиссеру в результате музыки не хватает, и действие отдельных эпизодов развивается в тишине (ритуал перед пасхальным вечером в доме Элеазара) или под пронзительный звук свистков, выкрики и стоны в сценах еврейских погромов.
Вообще избиения проходят через спектакль рефреном, этих жестоких сцен так много и сделаны они с таким натуралистическим рвением, что психологическая драма героев в них временами просто тонет. Уходит на второй план очень серьезная проблема взаимного нежелания людей услышать и понять друг друга. Ведь гонимый христианами Элеазар, воспитавший чужую дочь, как свою, в иудейской вере, тоже не хочет уважать порядки страны, в которой живет его семья. А выбирая между ортодоксальным следованием своей религии и жизнью близкого человека, он предпочитает послать Рахиль на смерть. В общем-то, именно про это написана драма Скриба и Галеви.
В спектакле Михайловского театра предлагаемые режиссером обстоятельства — фашизм — становятся доминантой. В результате нивелируется изначально заданная авторами произведения сложность в человеческих отношений, не достает им гибкости и тепла. Более того, и любви настоящей в спектакле нет. Не озарены ни персонажи, ни актеры подлинным чувством, будь то сердечная привязанность, страдание или ненависть. В большинстве случаев эти чувства хорошо изображаются, но сопереживать им трудно.
Возможно, то были издержки первого спектакля — сложилось впечатление, что характеры на сцене не развиваются. Какими герои на сцену пришли, такими и ушли. Кроме одного — кардинала де Броньи в исполнении Гарри Питерса. Он и поет куда лучше других: очень красивый, наполненный обертонами голос, теплая выразительная интонация, прекрасная вокальная манера. Конечно же, остальные приглашенные исполнители Мария Хосе Сири-Рахиль, Вальтер Борин-Элеазар, Джан Лука Пазолини-Леопольд — мастера. Но странным образом их певческая манера напоминала не лучшие варианты русской: и ровности вокала порой не хватало, и звук «поддавали», от чего страдала кантилена, и интонация временами не была идеальной. Очень интересно послушать, как с этими сложными партиями справляются «коренные» певцы Михайловского. Силы здесь сейчас очень хорошие, особенно молодежь.
Хор театра звучит и сценически действует превосходно, хотя и в рамках довольно простой постановочной схемы. Нехитрые актерские задачи выполняются четко, без сбоев и досадной грязи. Чувствуется, что все отработано тщательно.
В спектакле есть действительно красивые режиссерские решения: уютная патриархальная атмосфера пасхального вечера в доме Элеазара, традиционный еврейский танец под дулом автомата, вздыбленность сверкающих белизной столов в сцене светского раута. Когда Арно Бернар находит емкий художественный образ, метафору, сценическое действие гармонично взаимодействует с музыкой. Когда же режиссура ограничивается иллюстрацией сюжета, пусть даже сочиненного постановщиком, музыке в этой ситуации становится неуютно.
И все же «Иудейка», как и «Русалка» — это совсем иной уровень, даже по сравнению с другими премьерами театра в его новые Михайловские времена. Иная музыкальная и сценическая культура, иные взаимоотношения с современностью, иной подход к формированию репертуара.
При всех издержках и просчетах, оперный дом на площади Искусств уверенно встраивается в российский театральный процесс. И похоже на то, что вскоре он займет в нем далеко не последнее место.
Комментарии (0)