Недавние выпускники мастерской В. М. Фильштинского стали «Этюд-театром» и, после кратковременного пребывания в Театре на Васильевском, играют свои спектакли в помещении «ON.ТЕАТРа» в подвале на Жуковского. Играть там, судя по всему, удобно не слишком, смотреть тоже не бог весть как комфортно, зато это одно из немногих мест, где в Петербурге можно увидеть работы молодых режиссеров. И единственное, где есть спектакль по пьесе Дороты Масловской. А вот это уже больше, чем модно, — это правильно.

Масловская прославилась девятнадцати лет от роду, написав роман «Польско-русская война под бело-красным флагом» (недавно блестяще экранизированный младшим Жулавским), потом еще роман и несколько пьес. Однако «польским вундеркиндом» назвать ее можно, только если не читать текстов. Инфантильность совсем не в стиле этого писателя. Исключительная свобода в развитии самых прихотливых сюжетов, тотальная ирония без признаков подросткового цинизма, отменная «услышливость» и лихие лексические игры с современными вульгаризмами и разговорным мусором, редкое ритмическое мастерство. Ну и «образный мир», конечно же, в первую очередь: «Ветер гонял по шоссе трупики раздавленных собак и животных. В дешевых придорожных барах на ветру развевались прошлогодние рекламы мороженого, поблекшие от плотоядных детских взглядов. Я видел тьму. Я прикоснулся к ней».

Это как раз из пьесы «Двое бедных румын, говорящих по-польски». На шоссе из Варшавы в Тчев незадачливый водитель вынужден посадить себе в машину странную парочку «бедных румын» — криминального вида грязных и гнилозубых эмигрантов, молодого мужчину по имени Парха и беременную женщину Джину, спешащих на румынский паром в Эльблонге, хотя в Эльблонге никакого моря нет. Оба явно под кайфом. Несут что-то несусветное про Румынию, где не растут елки, зато ценятся колбасные обрезки, про румынскую святую Пиралгинию, «защитницу пьяных женщин, возвращающихся домой в потемках» и так далее, без остановки. Водитель смертельно напуган еще до того, как румын достает перочинный нож. Заканчивается все, впрочем, мирно и прибыльно — опасный попутчик, растроганный добротой водителя, расставаясь, неожиданно одаривает его кучей денег. Пеший путь «бедных румын» по дорогам Польши продолжается.

Выясняется, что никакие они не румыны, а едва знакомые молодые поляки, до того уж «нехило закинувшиеся» на модной тусовке, что внезапный ночной вояж есть следствие и продолжение наркотического трипа. Что лохмотья — маскарад, а гнилые зубы нарисованы фломастером. Что Парха на самом деле — актер, играет в популярном сериале ксендза Гжегожа, и к восьми ему на съемку, иначе несдобровать ксендзу. Что Джина не беременна, она как раз отвела с утра в садик ребенка — только вот с которого «утра? Но совершить «обратное превращение», вернуться в Варшаву, а главное — к прежней реальности, у героев уже не получается. Потому что нет никакой реальности, ни прежней, ни будущей.

Пьеса сконструирована как страшный сон, тем более глубокий и затягивающий, чем сильнее спящий пытается проснуться. Герои — измученные, истерзанные, но подозрительно неуязвимые — заплутали в своих фантазиях, галлюцинациях, воспоминаниях и самообвинениях. Которые тем чаще, подробнее и откровеннее приходится проговаривать вслух, чем очевиднее становится, что век Варшавы не видать. Пространство, в которое они попали, став «бедными румынами», находится в иной системе координат. Этот невесть как оказавшийся посреди Польши «Мухосранск на границе с Казахстаном» изрядно смахивает на ад. А путешествие Пархи и Джины с фальшивым пузом — на мрачно-пародийное «бегство в Египет». В пьесе Масловской два последовательных финала, и в обоих Джина вешается.

Так вот все это в спектакле «Этюд-театра» играют среди черных подвальных стен, на двух стульях, на фоне проекции пустого шоссе. Режиссеру Евгении Сафоновой удалось многое: она организовала пространство (так, что скудость средств выглядела приемом) и нашла точный способ существования для актеров. Исчерпывающей по отношению к пьесе ее постановку, пожалуй, не назовешь, но Сафонова, уловив и воспроизведя фантастический драйв Масловской, во-первых, знает, что делает, а во-вторых, что немаловажно, не делает ничего лишнего (чувство меры у нее отменное — еще с постановки квазиантичных «Царей» в Александринке). В тревожной скороговорке Водителя (Иван Бровин), в рваных, лихорадочных эскападах Пархи, с очевидностью неспособного закрепить ни одной версии самого себя (превосходная работа Кирилла Вараксы), в кукольном оцепенении Джины (Надежда Толубеева), в потешно-невозмутимом хамстве словоохотливой Барменши (Алессандра Джунтини), пьяном вдохновении Женщины (дивная Анна Донченко) — во всем этом есть энергия, ирония и спокойное, взрослое отчаяние пьесы Масловской.

Бытовые интонации и поверхностное «правдоподобие» из актерских интонаций практически исчезли. Пьеса предоставляет изумительные возможности по части всевозможного «отстранения» — и если они освоены актерами еще не вполне, то направление выбрано верное. От некоторой сентиментальности (ближе к концу, там, где про отсутствие любви) спектакль избавлен не был — сказались, вероятно, родовые черты местной театральной школы. Не отважилась Сафонова и на два финала с дурной повторяемостью самоубийств (а такие штуки как раз сантименты-то и выжигают) — оставила один, окончательный. То есть, по здешней логике, оптимистичный. Это не беда — ключи к сложным современным текстам подбираются не сразу. Ничего, «румыны народ упрямый».