Первая премьера БДТ в новом году стала и первым спектаклем в театрах Петербурга, в той или иной степени посвященным грядущей столетней годовщине Октябрьской революции. В основе постановки — рассказ известного представителя литературы Серебряного века Леонида Андреева «Губернатор», написанный в 1905-м, когда не только случился расстрел рабочих во время Кровавого воскресенья, но и произошло убийство эсером Каляевым московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Отзвуки этих и других аналогичных событий явственно слышны в рассказе Андреева — в те времена сторонника революционных идей, от которых к 1917 году он все же окончательно отказался.

Без твердого знака

Но отражение революционных настроений и расстановка акцентов — это не для такого писателя, как Андреев. Внутренний мир человека — будь то провинциальный губернатор или Иуда Искариот — Андреева интересовал прежде всего. Что толкает людей на те или иные поступки, что чувствуют и переживают они — об этом все его произведения. А не о какой-то конкретной революции и каком-то конкретном убийстве — все гораздо глубже. Хотя название «Губернатор», конечно, может ввести в заблуждение. Учитывая, что на первых афишах слово «Губернатор» писалось с твердым знаком на конце, а потом создатели спектакля не поленились и заменили их на другие, с обычным «Губернатором», мысль о том, что нам покажут что-то не «старорежимное», а на злобу дня, напрашивалась сама собой. Вот, думалось, сейчас пойдут ассоциации с днем сегодняшним. Ударят в театре по чиновникам, раскроют всю их подноготную. Особенно в это хотелось верить на подходах к БДТ — пятнадцать раз поскользнувшись на неубранных кривых тротуарах ведущих к театру улочек. Но все оказалось не так, совершенно не так.

Черно-белые ангелы смерти

Режиссер Андрей Могучий в тандеме со своим постоянным соавтором — художником-постановщиком Александром Шишкиным — создал мрачно-красивый спектакль, в котором нет никаких разоблачений. Зато присутствует ярко выраженная гуманистическая идея, ради которой, похоже, и затевалась эта короткая — всего полтора часа — постановка. Где тем не менее использованы все технические возможности обновленной сцены театра.

Люди в темных одеждах рассаживаются на стулья, стоящие на сцене в ряд. Прямые спины, руки, сложенные на коленях, — как на старых черно-белых фотографиях. Потом они не спеша уходят, на место стульев с грохотом падают две лестницы, по ним спускаются ангелы. Отстегивают крылья и превращаются в двух черно-белых персонажей, по пятам следующих за главным героем — губернатором, который не так давно отдал приказ стрелять по бастующим рабочим. Сорок семь человек убито, из них трое — дети. И ведь сделал всё губернатор «по инструкции», и одобрение «сверху» получил, и рабочие вроде как сами виноваты: семьи зачем-то с собой притащили и на уговоры — а ведь губернатор хотел сначала по-хорошему, на работу их просил вернуться — не поддались. Так что пришлось дать знак солдатам стрелять — махнуть белым платком. Теперь образ этого платка преследует губернатора, плывет на черных экранах. На этих же экранах — почти документальные кадры из единственной экранизации рассказа «Губернатор» — фильма Якова Протазанова, снятого в 1928 году. Измученные люди с мертвыми детьми на руках смотрят на губернатора.

Простые истины

Перед Дмитрием Воробьевым, играющим губернатора, стояла непростая задача — у его персонажа слишком мало слов. Создатели спектакля не стали писать по рассказу пьесу, придумывать диалоги и монологи. Практически весь текст рассказа читает «за кадром» нарочито будничным, бесстрастным голосом актер Василий Реутов. Поэтому Дмитрию Воробьеву надо было находить какие-то иные возможности, чтобы передать весь тот ужас, который охватил его героя после рокового взмаха платком. А леденящий, смертельный ужас просто витает в воздухе, подпитанный такой же леденящей музыкой Олега Каравайчука и мерзким свистом, от которого закладывает уши. Так «поет» смерть, которую губернатор ждет и от которой не хочет бежать. Некуда — смерть уже у него «во лбу». Отдав приказа выстрелить в рабочих, он одновременно убил самого себя.

Одиннадцать коротких эпизодов, на протяжении которых губернатор один на один с приближающимся возмездием. А актер Дмитрий Воробьев один на один с залом, который он «берет» буквально на ровном месте. И хотя за его спиной происходит масса каких-то действий — двигаются стены, появляются люди, лежат пугающие куклы, изображающие расстрелянных, машут знаменами рабочие, гремят выстрелы и салюты, танцуют в доме, приезжает и уезжает сын, — его герой всегда один. Губернатор, который «не умел размышлять», хотя мыслей у него было много, но они как-то не выстраивались в ряд, как пишет Андреев, вдруг начал задумываться. Муки совести стали его грызть. Тоска и одиночество. А ведь только что кричал рабочим, что дети у них мрут не от голода, а потому что они их не любят и не кормят, и возмущался, что не узнать, женат расстрелянный или нет, потому что кольца нет, — «что им золотое кольцо за три рубля не купить, что ли? Бедность какая». В общем, страшно далек он был от народа. И по большому счету так к нему и не приблизился, но с каждой минутой действия становился все больше похож на человека и потому вызывал все больше жалости. А уж когда после всех писем с угрозами прочитал письмо от гимназисточки, которая писала, что жалеет его и будет о нем молиться и плакать, — окончательно приобрел человеческий облик. Но было уже поздно — губернатор «убит тремя непрерывными выстрелами». «Гимназисточка плакала» — в рассказе Андреева. В спектакле Могучего она произнесла монолог, в финале которого прозвучало: «Человека надо любить! Человека!» Вот так всё просто. Надо просто любить людей, и тогда все будут живы, дети сыты и улицы убраны.