«Конструкторы Констриктора».
Театр Lusores.
Режиссер Александр Савчук.

Площадь коры головного мозга занимает примерно четыре листа А4. Четыре белых листа, которые Александр Савчук в своем спектакле заполняет стихами Бориса Ванталова и рисунками Бориса Констриктора. Важная деталь: это один человек.

Борис Аксельрод, или Борис Ванталов, или Борис Констриктор, или б. констриктор — петербургский поэт-авангардист, художник и перформансист, участник литературного объединения «Поэты Малой Садовой» и поэтической группы трансфуристов. Спектакль о его творчестве Савчук делает как «лекцию-трагедию» об устройстве головного мозга, перемежающуюся вокализмами и музыкальными импровизациями.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В роли лектора выступает Андрей Жуков, актер, художник и нейрореаниматолог. В спектакле Савчука «Скучная история» по одноименной повести Чехова Жуков играл главного героя, профессора, потерявшего всякий интерес к жизни и от того духовно и физически умирающего. Он блуждал между зрителями, перемешанными с актерами в одном пространстве, и рассказывал о жизни своего героя так, будто читает скучную лекцию. В «Конструкторах Констриктора» Жуков действительно читает лекцию — о мозге как о сложнейшей структуре, бесконечном, непознаваемом лабиринте. В программке он значится протагонистом.

Один из вопросов, зарождающийся во время лекции: мозг принадлежит человеку или человек мозгу? Лектор говорит нам, что мозг намного больше нашего сознания. Сознание — лишь экран, на который он проецирует наше «я». Наши поступки на самом деле — результат множества мозговых реакций, которых мы не осознаем. «Мозг дает нам возможность почувствовать себя самими собой». Лектор описывает мозг как существующий сам по себе высший организм, как микровселенную. Неспроста на его кафедре стоит плазменная лампа, нутро которой напоминает одновременно и нейрон, и космическое пространство.

В текст лекции вмонтированы стихи Ванталова-Констриктора. Лектор — Жуков читает их, подглядывая в ноутбук и интонационно не обозначая переходов между лекцией и стихами. Такая аскетичная, фонетически непроработанная манера чтения нетипична для театра Савчука. В спектаклях по Хармсу, Хлебникову, Заболоцкому или духовным стихам калик перехожих звучание и ритм поэтического текста становились осязаемой художественной тканью. Поэзия у Савчука, как правило, путь к околоритуальному действу, авангардному водовороту. В данном же случае почти все стихи звучат в плоскости лекции и как бы не обладают физическим воплощением, не ведут чтеца к движению-жесту. Это именно прочтение, простое и ясное. Но потенциал стиха реализуется в сочетании с теми, кто его (чтеца) окружает.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Протагонист-лектор окружен хором в исполнении Виктории Евтюхиной и Анны Прохоровой и антагонистом в исполнении Александра Савчука. На экран сзади проецируются персонажи с картин Констриктора — это нарисованные одной или несколькими тонкими линиями странные существа. В центре головы каждого — спираль, от которой идут контуры условного тельца. Спираль как глаз, мозг, голова. В них есть что-то от росчерка пера поэта, от не пойманного словом стиха. Актеры блуждают по сцене, словно ожившие сущности с этих рисунков Констриктора. Савчук, Евтюхина и Прохорова движутся каждый по своей непроизвольной траектории, изредка взаимодействуют, общаясь на собственном неразборчивом языке, иногда замирают и озираются, изучают пространство сцены, но не обращают внимания на лектора-протагониста. Они не иллюстрируют лекцию, существуют параллельно ей, иногда даже перекрывают голос лектора пением-завыванием, стрекотанием, писком, вскриками. Это нечто, не обработанное мозгом, то, что за пределами сознания. «Линия — это точка, которая пошла погулять», — говорил художник-авангардист Пауль Клее. Хор производит впечатление таких самостоятельно гуляющих точек, сливающихся в линии абстрактного рисунка.

Периодически Савчук выходит на авансцену и произносит стихотворение Ванталова-Констриктора: «воют ведра / заяц скачет / это ничего не значит». Эти строки своим абсурдизмом как бы разбивают построения Жукова-лектора. Не зря они значатся протагонистом и антагонистом. Затем Савчук объявляет следующую часть лекции-трагедии — пролог, эписодий первый, второй и третий, стасимы между ними и эксод. В эписодиях говорит лектор, а в стасимах вступает труба Вячеслава Гайворонского, который весь спектакль сидит на противоположном краю сцены. Фри-джазовые импровизации кажутся еще одним воплощением рисунков Констриктора, продолжением броуновского движения хора. Атональная музыка, иногда напоминающая вздохи, всхлипы, завывания. Мелодия как гуляющие в абстрактном рисунке звуки. В этой музыке поймана динамика спирали, живой линии.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В спектакле Савчука «Ры» по творчеству единомышленницы Констриктора, трансфуристки Ры Никоновой, происходило слияние всего со всем, глобальный, глубинный синтез. «Удивительная опера „Ры“ за 40 минут показывает, что поэзия, музыка, театр и человек — не просто одной природы, но одно и есть», — пишет Юлия Осеева. В «Конструкторах Констриктора» же, наоборот, происходит принципиальное разъятие всех элементов театра — движения и речи, звука и изображения. Каждый элемент превращен в деталь конструктора (!), который по-разному, причудливо складывается в спектакле и в сознании зрителя.

В этом принципе разъятия видится прямое продолжение эстетики Ванталова-Констриктора. Борис Ванталов пишет стихи, Борис Констриктор пишет картины. Эти псевдонимы существуют даже в пределах одной книги. Например, во втором томе «неполного» собрания сочинений «Слова и рисунки» между поэтическими и прозаическими текстами (подписаны Ванталовым) обитают те самые спиралевидные персонажи (подписаны Констриктором), которых мы видим в спектакле. «Стихи, проза и рисунки сплетаются в орнамент судьбы, выводящей за пределы собственного „я“. Смена масок-псевдонимов, жонглирование ими приводят сочинителя к употреблению имени собственного как нарицательного», — говорится в предисловии книги. Лирический герой Ванталова ощущает бесконечную замурованность в собственном теле, в «башке» («Мы, погребенные в башке, / стучим по черепу стихами»), в мире. И дело не только в физической оболочке. Даже собственное «я» оказывается «шкуркой», которую нужно сбросить, чтобы освободиться.

«От себя остается немного». Если человек не равен своему мозгу, «я» — это шкурка, а сознание — кандалы, то где он сам? Человеку отведено крайне мало пространства в самом себе. При этом он не может пробиться к реальности за пределами своего сознания. «Гуляет мозг по улицам себя» — не имея выхода, герой Ванталова углубляется внутрь. Спектакль Савчука засасывает зрителя в воронку этой вечной прогулки, заводит в зеркальный лабиринт-спираль. Круг света на экране уменьшается до точки — мы падаем все дальше в кроличью нору, дальше в себя, в мозг.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

«Мы — пузырики Господа Бога.
В стакане нас много.
Поднимаемся медленно вверх.
Там сознание лопнет у всех».

В смерти поэт видит не конец, а освобождение — от тела, мозга, сознания, самого себя. Страх смерти иррационален, потому что у человека нет опыта умирания. Но есть опыт рождения как перехода из теплой материнской утробы в холодный мир. Страх смерти — это тот же страх рождения, то есть страх перехода в какое-то иное пространство, иное состояние. «Смерти нет, есть переход», — заключает лектор.

В зеркалах лабиринта мозга бесконечно малое сливается с бесконечно большим. Как на рисунке Констриктора «Бог» по вертикали сливается с «поэтом» по горизонтали в общей букве «о».