«Сколько весит Сверчок?»
Театр Karlsson House.
Режиссер Наталья Слащева, художник Виктор Клочко, композитор Пафнутий Кузюкян.

Я долго собиралась написать об этой премьере в Karlsson House. Уже успели выйти еще три или четыре новых. Мне, как Сверчку из спектакля, чего-то не хватало, чтобы сформулировать свои мысли на листке бумаги. «А зачем?» — думала я, как Сверчок. Отсутствие мотивировки сближало меня с главным героем. Я мрачнела и ждала, потом вдруг грусть проходила, я думала: «Еще не все потеряно», — но тут тоска возвращалась вновь. Я следила, как встает и садится солнце. В спектакле Сверчок тоже наблюдает за движением солнца, только сделано это буквально. Высокий парень, который назвал себя «Солнце» (Михаил Хлюнев), с желтым рюкзаком в виде четвертинки солнца и лучами на боку, то садился, то вставал, приговаривая «я село, я встало», и от этого загорались и пропадали блики на травинках (художник по свету Анастасия Пономарева).

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Я, как Сверчок, наблюдала за сменой дня и ночи и ничего не предпринимала. Меня, как и Сверчка, ничто не радовало, мрачность появилась ниоткуда и не собиралась исчезать. «Веселые бултыхи» Карпа (тот же Михаил Хлюнев), как называют процесс бултыхания в спектакле, которые так раздражали его героев в начале и казалось, вот еще чуть-чуть и обрадуют Сверчка, тоже не работали. Карп жил где-то под мостками (актеры вынесли на сцену несколько деревянных досок — вот и готов пруд), куда Сверчок пришел в надежде утопить мрачность. Встречи с друзьями и другие интересные занятия приносили временное облегчение. Великая мрачность напала на Сверчка внезапно: сначала вползла маленьким комочком грязи, потом стала чуть больше, и больше, и больше. Я видела, как отдаляется день просмотра спектакля, но текст по-прежнему не формулировался, дело не делалось. «А кто его будет читать и зачем?» Мрачность Сверчка росла, диктуя ему не «что делать», а «что не стоит делать». Не стоит делать все…

Сверчок (Ильдар Юсупов) растил мрачность, ничего не делая для этого. Но он-то знал, что болен. Я же списывала нежелание писать текст на отсутствие времени, необходимость подумать, лень, нагрузку на работе. Перед моим мысленным взором стоял воображаемый редактор, который говорил: «Почему вы пошли на следующий спектакль, хотя еще не сдали текст об этом, почему вы вообще встали, пока не написали рецензию?» Я ругала себя, но никак не могла записать все то важное, что есть в спектакле. А в нем много тонко сформулированных мыслей о депрессии, не только детской, но и взрослой. Мы привычно списываем нежелание что-то делать на лень или занятость, но, может, надо, как Сверчок, осознать, что с тобой что-то не так?

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

«Болезнь» Сверчка росла, пока не материализовалась в веселую поющую девушку (Юлия Курочкина) в короне из мусорных пакетов. «С такой мрачностью не затоскуешь», — подумала я, глядя, как актриса прекрасно поет, а Сверчок бледнеет. Друзья Сверчка, привыкшие слушать его песни на закате, конечно бросаются его спасать. Они с рюкзачками-персонажами предпринимали кучу активностей, но все без толку. Она, мрачность, не зря вырастала из грязи и брошенных полиэтиленовых мешков. Она — мусор, остатки жизнедеятельности человека, которые разрушают жизни других. Можно назвать спектакль Натальи Слащевой экологичным. Великая мрачность Сверчка, сделанная сначала из куска черного мешка, «очеловечивается» и приобретает костюм из целлофана, а милые зверушки и насекомые — в теплых и уютных плащах из натуральных материалов, шапочках из шерсти или трикотажа, с разноцветными рюкзачками первоклассников.

Режиссер строит рассказ о депрессии, следуя за немотивированными действиями героев Тоона Теллегена. Нежелание что-то делать — не всегда лень или дурной характер. Возможно, от мрачности спастись не получится. Но если придет Белка (Алена Сергеева), которую просили не приходить, — чтобы она не расстраивалась от того, как сильно болен Сверчок, — то станет немного лучше. Не сразу и не навсегда. Но лучше. В этом смысле депрессия не отличается от любой другой хронической болезни: избавиться не получится, но надо научиться с ней жить. Что взрослому, что ребенку.

Изобретательность художника (Виктор Клочко) и режиссера ненавязчива, и все обозначения животных, насекомых или их повадок сделаны как намек. У Белки — розово-пудровый плащ и рюкзак с небольшими ушками, которыми актриса иногда подрагивает, то ли вздыхая, то ли соглашаясь. Сверчок — это стаканчик из-под кофе, а усики — это коктейльные трубочки. Если бы его спросили «что ты любишь делать больше всего, Сверчок?», он сказал бы: «Стрекотать, и чтобы меня слушали». Но этому Сверчку никто не задает такого вопроса, и приходится самому попросить Белку сказать, что он самый отважный и вообще самый-самый-самый.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Признание значимости необходимо Сверчку, и автору этой статьи, и вам. Думаете, Великая мрачность злая и некрасивая? Ничуть. Она озорная и веселая, поет песнь своей мрачности с большим удовольствием и чувством — и этим покоряет Сверчка. Композитор Пафнутий Кузюкян придумал мрачности ритм, которому сразу хочется следовать: хлопать, топать, качать головой, — а текст запоминается моментально. Ей самой весело, но всем, кто рядом, грустно, в том-то и парадокс. Улитка (Ольга Драгунова), особа весьма деятельная, хоть и считается медлительной, и статичный Слон (Михаил Хлюнев) пытались ее сдуть, передразнить, сделать смешной — и это сработало, но только для них. Нет универсального способа борьбы с грустью, тоской, безнадегой. Каждый должен найти свой. И тут даже не нужно больших подвигов от окружающих, хватит и того, чтобы «тот самый» друг пришел в гости.

Солнце не светит и все невкусно,
но у меня все хорошо и все в порядке.
Немытые кружки и грязные тряпки,
Все хорошо и все в порядке.