«Семь сов». В. Геллер.
Национальный театр Карелии.
Режиссер Юлия Беляева, сценография Любови Мелехиной.

Спектакль «Семь сов» режиссера Юлии Беляевой поставлен по пьесе Владимира Геллера, которая выросла из сценария для мультфильма и дорабатывалась в процессе постановки. Сюжет таков: с давних времен совы арендуют чердак мельницы, охотятся они по ночам и порой немного шумят, зато у хозяев нет проблем с мышами и зерно всегда в целости. Взаимовыгодное сотрудничество, симбиоз. Но в налаженный быт мельницы врывается коммивояжер Весельчак, продающий мышеловки, и молодая жена наследника мельницы Гюнтера Альма не согласна больше мириться с соседями сверху. Сов выселяют. Мирная и сытая жизнь на мельнице рушится: мыши прогрызают дыру в бюджете, жена разочаровывается в муже, уходит с первым встречным, которым оказывается Летчик. Идти Альме некуда, и она вернется. Но сов больше нет, и хеппи-энда в этой истории не будет.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Спектакль начинается с программного заявления персонажа от театра — Конферансье Ксении Коган. Зачином становится цитата из «Малого органона для театра» Бертольта Брехта: «С давних времен задача театра, как и всех других искусств, заключается в том, чтобы развлекать людей…» И дальше постановка развивается по законам жанра кабаре: звучат зонги на музыку композитора Николая Бабича, напрямую обращается к залу Конферансье, комментируя происходящее на сцене и открыто транслируя публике свое отношение к персонажам. При этом в программке жанр спектакля определен как «притча». Так кабаре или притча? Развлечение или поучение?

Постановка ставит актуальные вопросы, вовлекает зрителей в диалог, будит мысли и эмоции. Спектакль имеет высокий темпоритм, он летит, как стрела, и попадает в каждого зрителя независимо от возраста. Подростки видят историю про буллинг, а взрослые считывают смыслы в зависимости от своего внутреннего контекста.

Пространство, созданное художником Любовью Мелехиной, не похоже на трагическое: оно выглядит домашним и обжитым. Мир дерева, муки, пыли, незыблемых правил и старинного уклада подсвечен художником по свету Дмитрием Зименко так, что видится словно сотканным из света и воздуха. Неяркие натуральные цвета и естественные фактуры костюмов и декораций делают мирок мельницы теплым и безобидным. Уютные шапочки подчеркивают тонкость черт совиных лиц, а безухая шапочка мельника чем-то роднит его с совами. На Малой сцене ничего лишнего и все функционально. Оба семейства существуют бок о бок, в тесном соседстве: два этажа находятся почти в одной плоскости, помост для сов обозначает чердак, трап — лестницу. В сцене депортации сов трап станет оглоблями от тележки, а в сцене появления Летчика — взлетной полосой. Большое мельничное колесо не только не дает забыть о месте действия, но используется как качели в первой сцене Альмы и Гюнтера и как мясорубка в финале спектакля.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

По законам притчи совы предстают людьми: немолодыми, неспешными, уязвимыми. Птичью пластику хореограф Максим Пахомов задал им только в сцене первой охоты. Вторично она возникнет как иллюстрация к отчуждающему сов зонгу Весельчака. Алексей Белов играет Папу Сова рефлексирующим интеллигентом. Людмила Исакова в роли Мамы Совы — чуткая жена и внимательная мать, умеющая мягко решать незначительные конфликты. Эмиль Сагдиев — органичный актер с темпераментом и харизмой, и его колоритная Бабушка курит трубку и обо всем имеет свое мнение. Совята Малыш (Степан Белов) и Бусинка (Ирэна Жемгулите) каждый со своим характером, их любят и принимают такими как есть. Двоих младших пока еще высиживают. Большая счастливая семья, где дети занимаются музыкой, родители читают, и все вместе играют по вечерам в лото.

Прекрасная мельничиха Альма (Анастасия Айтман) и мельник Гюнтер (Глеб Германов) молоды и оторваны от родового древа: в их семье нет ни родителей, ни детей. Они зарабатывают деньги и живут в свое удовольствие. Глеб Германов играет затюканного отцом нерешительного человека, инфантильного и ранимого. В любовных сценах Гюнтер представляет себя Зигфридом, завоевывающим деву-воительницу Брунгильду, и выглядит в роли сверхчеловека особенно нелепо. Альма — хорошая актерская работа Анастасии Айтман. Это самый активный персонаж, связанный со всеми сюжетными линиями и претерпевающий наибольшие изменения. Актриса играет свою героиню очень смело: ее Альма — почти леди Макбет, которая подвигает мужа на решительные действия, отлично понимая, что делает и на что идет.

Инфернальный Весельчак появляется на сцене три раза, и каждая встреча с ним пронизана тревогой. Комический актер Владимир Сотников играет психологически сложную роль, ему удается создать страшный в своей непредсказуемости и жестокости образ. Он улыбается, но от этой улыбки Джокера на его лице становится холодно.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Летчик Эмиля Сагдиева — яркий острохарактерный образ персонажа, созданного из пафоса и поэтизации пустоты. Он врывается на взлетную площадку и застывает в позе героя. Это человек новой формации, у него нет метаний, нет иллюзий, он знает свое место в нынешней жизни. В его устах «я раб» легко превращается в «я рад» — и обратно. Звонкие и легкие сентенции Летчика — Сагдиева очаровывают Альму, и она буквально теряет голову от предложения полетать: актриса играет это на уровне тела, врезаясь в косяк.

Спектакль стремительно движется от зонга к зонгу. Экспозиционный зонг Гюнтера и Альмы — их жизненное кредо: «Работай, молись и черта сторонись». Гимнастическая пластика демонстрирует, насколько они здоровы и полны сил. Под эту песню мельник с женой задорно кидают мешки, работают слаженно и дружно, веселятся, как дети, катаясь на мельничном колесе…

Центральным и программным становится зонг Весельчака на стихи Павла Артемьева «Совы не то, чем кажутся», написанный специально для этого спектакля. Он работает на постепенное создание и укрепление в головах Гюнтера и Альмы образа «чужого». В течение этого зонга Гюнтер с Альмой проходят путь от понятия «не такой, как мы» до понятия «враг» и в третьем куплете присоединяются к рефрену и подпевают. В финале зонга Весельчак спрашивает «ʺТвин Пиксʺ смотрели?» уже не у мельника с женой, а напрямую у зала, пытаясь заразить и зрителей иррациональным страхом.

Под влиянием Весельчака шумные совы стали восприниматься семьей мельника врагами, и готовая к войне валькирия Альма предлагает мужу их выселить. С этого момента действие — как пружина, которая неминуемо распрямляется. Время уплотняется, причина и следствие неразрывно связаны, и спектакль на всех парах движется к точке невозврата.

Правда, будет еще общий танец под зонг Бабушки «Дядя Фриц не играл в домино», который дает иллюзорную надежду на примирение. Танцуют все. В какой-то момент Гюнтер танцует с Мамой Совой, а Альма — с Папой Совом. Но по сюжету это та самая последняя всеобщая радость перед «узнаванием» и катастрофой.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

«5-48» — номер телефона Весельчака, по которому звонят мельник и жена. В нем видится случайная отсылка к рассказу «Пять сорок восемь» певца депрессии и мизантропии Джона Чивера, и возникает дополнительный объем. Зонг Альмы и Гюнтера «5-48» и в музыке, и в пластике актеров — danse macabre: мечты Альмы — Айтман о прекрасном будущем без сов.

Мельник и мельничиха делают свой выбор, и действие спектакля становится еще более сжатым. Подтекст предельно обнажен, ситуация обострена, и зрители понимают, что происходит, раньше, чем персонажи. Вот только что Гюнтер и Альма звонили по телефону, как Конферансье уже произносит: «Совы сидят в тележке плотно», — и жуткий Весельчак пересчитывает их.

И хотя Весельчак говорит о каком-то графстве в швейцарском кантоне, мизансцена с сидящими в тележке совами, их лица и прощальная элегия не оставляют зрителям ни малейшего шанса поверить ему. Депортация сов — самая сильная сцена спектакля, и она мощно сыграна и детьми, и взрослыми как вознесение. Совы исчезают со сцены, и действие полным ходом несется к развязке: мельницу захватывают мыши.

На полутемной сцене, как маятник судьбы, раскачивается дырявый мешок, и из него струйкой вытекают минуты, зерна и гульдены. И вот уже Гюнтер роется в мусоре в поисках телефона, чтобы вернуть сов, а вокруг него роятся, как эринии, мухи. «Мухи — это метафора», но благодаря жужжанию Конферансье зрители почти видят их — жирных, зеленых, неуместных в этом лаконичном пространстве.

Расхожая фраза «фарш невозможно провернуть назад» в исполнении Весельчака — Сотникова звучит жутко: мельничное колесо крутится, как решетка мясорубки, и совиные перья летят во все стороны. До Гюнтера — Германова только сейчас доходит то, что Альма — Айтман знала, а зрители давно поняли. Роковой выбор совершается с попустительства слабых.

В эпилоге спектакля звучат два вызывающих сочувствие монолога — Гюнтера и Альмы. И это очень честная и гуманная позиция режиссера: мельник и мельничиха — не злые люди, не исчадия ада, просто их испортил квартирный вопрос. Настоящей болью звучит фраза Альмы: «Я не понимаю, где я ошиблась?»

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В постановке нет ни одной неточной оценки, ни одной фальшивой ноты, и в камерном пространстве это приобретает особое значение. Зал верит всему, что происходит на сцене, и спектакль «Семь сов» становится совместным со зрителями размышлением о том, как в погоне за собственным комфортом не преступить границы человечности.