Сегодня мы поздравляем с юбилеем Елену Иосифовну Горфункель, блестящего представителя петербургской театроведческой школы. Елена Иосифовна — живое воплощение идеального театроведа: и критик, и историк театра, и педагог. Преподает историю зарубежного театра — при этом написала замечательные книги о театре российском. Ее любимые герои — представители режиссерской профессии, при этом мало кто из критиков так понимает и чувствует актера. (Одна из моих любимейших ее статей — «Мольеровский актер», в которой история театра и современная сцена сопрягаются, и знание того, что было когда-то, проявляет смысл того, что возникает в наши дни.)

Широта ее научных интересов совершенно небывалая, она глубокий исследователь, истово погружающийся в предмет, но при этом назвать Елену Иосифовну кабинетным ученым никто не решится — ее постоянно встречаешь в театре! Она внимательно следит за теми режиссерами и артистами, кто ей дорог и важен. И совсем неудивительно, что, написав ставшую тут же библиографической редкостью книгу «Юрий Бутусов. Балаган на руинах», она, тем не менее, вновь и вновь ходит на спектакли Бутусова, пересматривает, продолжает диалог, который не может быть завершен. Точка никогда не может быть поставлена, ведь театр вечно изменчив и всегда нуждается в критике как в собеседнике…

Дорогая Елена Иосифовна, восхищаюсь и люблю, с Днем рожденья!

Карелия не была забыта театроведами: мы гордились, что здесь родился Павел Петрович Громов, что во времена камерного фестиваля «Ламбушка» в Петрозаводске бывали Юрий Сергеевич Рыбаков, Лев Иосифович Гительман, Надежда Александровна Таршис, Елена Викторовна Маркова и другие. Но главную роль в театроведческой жизни города сыграла Елена Иосифовна Горфункель. Учитель, наставник, человек.

На рубеже ХХ—XXI веков при местном отделении СТД секретарь Алексей Тадеушевич Шумский собрал семинар для пишущих о театре журналистов. Вести семинар приехала Елена Иосифовна. Ее умение мыслить нас поразило: она могла найти генетические корни каждого театрального явления и вписать его в широчайший контекст. Вот мы все вместе смотрим спектакль «Ванька-рататуй», и Елена Иосифовна определяет жанр: «Это гиньоль». Режиссерская постановка получает богатую родословную.

Казалось, Елена Иосифовна спустилась к нам с Олимпа: сдержанный жест, негромкая речь, остроумие, лаконичность. Потом мы начали ее читать, и увидели умение создать в тексте внутреннее напряжение, ухватить природу конфликта. Музыкальность, эмоциональность, но при этом всегда предельная трезвость суждений. Ритм. Упругие фразы. Точные заголовки.

Елена Иосифовна училась у Бориса Александровича Смирнова — если не мыслить, то оформлять мысли в отточенные формулировки. Она сама дала себе классическое образование: занимаясь французскими классицистами, особенно Жаном Расином, невозможно не стать античником. У нее уникальное чувство смешного, чутье к языку, умение найти верное слово: французское un mot, как в «Войне и мире» у Толстого.

В книгах Елены Иосифовны, как в хороших спектаклях, нет ничего лишнего, случайного: все имеет значение. Читатель следует за ней вглубь, как за Вергилием: от одной мысли к другой. При этом всегда в фокусе находится герой повествования, слышен его голос. Словно это разговор, неторопливая беседа равных. И в собеседники, герои Елена Иосифовна выбирает недюжинных личностей — Иннокентия Смоктуновского, Георгия Товстоногова, Григория Козлова, Юрия Бутусова. Она собрала и сохранила наследие Бориса Тулинцева.

Елена Иосифовна обладает сверхчутьем к чужому таланту, прежде всего — актерскому и режиссерскому. Она видит все живое и новое и вписывает это новое в широкий контекст, находя исторические аналогии и обогащая новое явление культурной родословной. Елена Иосифовна из тех людей, которые дают явлениям названия. Она словно включает свет, говорит: «Это так». И становится так.

Есть еще одно ценнейшее качество, которое свойственно Е. И. Горфункель, — это свобода. Свобода и широта мысли, свобода слога и слова, жизненная свобода и даже свобода от исторических реалий, насколько это возможно. Никаких рамок и постоянная открытость новому, готовность к нему.

Елена Иосифовна всегда современна театральным и шире — культурным — явлениям. Она даже не идет в ногу со временем, но будто чуть-чуть предвосхищает, предчувствует, предугадывает какие-то явления. Но не очаровывается, а всегда умеет остановиться, найти нужный ракурс и необходимую историческую дистанцию и проанализировать, сформулировать.

Елена Иосифовна — демократичный человек. В ней нет никакой формальности и есть глубокая человечность: она готова делиться своими познаниями со студентами и аспирантами и живо участвует в их жизни.

Мне кажется, нам всем повезло, что мы живем в одно время и имеем возможность слушать и слышать, читать тексты и общаться с человеком такого масштаба, как Елена Иосифовна Горфункель.

Дорогая Елена Иосифовна!

Только сейчас я записывал поздравление для Красноярского драматического театра им. А. С. Пушкина, которому исполнилось 150 лет. А ведь Вы были автором первой рецензии на красноярскую «Фрекен Жюли», мою первую постановку на профессиональной сцене. Как это важно для начинающего режиссера — получить поддержку! Да что там для начинающего — это всегда крайне важно. Слово может оживить и убить. Ваше оживляет.

Никогда не забуду проведенные вместе вечера, ваши бесценные советы по переводу при постановке «Тартюфа»… А помните, как Тулинцев читал стихи, когда мы гостили у вас с Семеновским? Незабываемо! Сколько прожито вместе, плечом к плечу…

Люблю и бесконечно уважаю. Спасибо за честность и независимость.

Ваш Гриша Козлов

Дорогая Елена Иосифовна,
пишу Вам это письмо с волнением и радостью. Как Вы там? Как Петербург? Как живут театры? И живут ли (это почти шутка)? Что в Вашем любимом (когда-то точно) БДТ? Все говорят о «Холопах» как о событии… Я очень рад за Андрея. Правильный выбор названия — половина успеха. Еще раз убеждаюсь в этом. А что думаете Вы?.. Почему-то подумал о Сергее Дрейдене. Он ведь душа актерского дела… Как горько, что его нет с нами… Знаю, как Вы ценили его.

Вдруг понял, почему его вспомнил. Во-первых, потому что его последняя работа была в БДТ. Во-вторых, он невероятно (это слабое слово) играл в «Мраморе» Бродского с покойным, трагически ушедшим Николаем Лавровым… Боже, какой был спектакль.

Но я о себе любимом, конечно. Было Рождество. Точнее «Рождественский парад». И там, среди прочего, был тот самый «Мрамор» и «В ожидании Годо» великого Беккета. Помните? И мы, годошники, как-то стали будто наравне с Дрейденом, Лавровым и Дитятковским, который, кстати, работал год у нас педагогом на курсе. (Это к слову, спасибо ему.) Но важно не это. А то, что председателем жюри в том году были Вы. И вообще там были все великие, в этом жюри. Как они могли пропустить «Годо»? Не могли, конечно…

Но это все в прошлом. И «Формальный театр» Могучего тоже тогда уже был. Вот ведь как… Кстати, думаю, скоро все вернется: и подвалы, и студии. Все приходит туда, откуда приходит… В землю. Это грустная мысль. И сегодня ни к чему нам, ну ее, пропади она пропадом, сатана. Боже, о ком это я? Чуть не проговорился.

Да, но вот про Петербург. Как он? Слякотно? Холодно? Порой невыносимо? И тяжело, а уйти нельзя? Да, так… Понимаю Вас. И Дрейдена, и Бродского, и всех… Надеюсь, Вы преподаете и ходите каждый день, счастливый человек, по Моховой? Да? Вот здорово. А помните надпись на гигантской стене, которой уже сейчас нет, когда поворачиваешь с Белинского на Моховую? «Жан Татлян — Мост Любви»… Это ужасно, но это написал не я. Но тот, кто написал, прожил жизнь не зря, как бы он ее ни закончил. Была б моя воля, дал бы ему Нобелевскую премию мира. А тот, кто уничтожил эту мантру, прожил жизнь зря. Ну и черт с ним, гори он огнем. Но вот этот мост, он ведь всегда между нами? Правда?

С любовью, Юра Б.

P. S. Поздравляю с ДР.

P. P. S. «Р и Г» Вам пришлю, как обещал.

Редко когда в творческой жизни актера случается счастье встречи с великим театральным человеком. Мы познакомились в 1986-м, когда я, голодный безработный актер, устроился сторожем в Театральный музей. Елена Иосифовна видела все мои работы, начиная с первых робких, незрелых шагов в театре «Особняк» и до последнего времени в нашем помещении театра «Монплезир» на Большой Подьяческой. Она всю жизнь была для меня главным и самым строгим зрителем. Где бы и что я ни ставил, я думал о том, как она отреагирует, что подумает, что скажет, как всегда жестко, сухо, по делу, очень мудро и глубоко. С самых первых моих спектаклей в Театральном музее мы очень сдружились с ней и с Борисом Васильевичем Тулинцевым. Я знал об их непростой судьбе, как долго их не печатали, и потом, когда пошли публикации в Москве и начали печататься книги, вся театральная Россия поняла, какие два великих театроведа живут в Петербурге. Елена Иосифовна старалась приезжать во все театры, которыми я руководил в разное время, будь то Магнитогорск, Петрозаводск или Ярославль. Ее точные, глубокие разборы спектаклей долгое время потом обсуждались в коллективах и становились легендами. Жизнь была не простая, но Елена Иосифовна всегда мужественно переносила все удары судьбы, никогда не продавалась, всегда была верна себе и делала то, что хотела и любила. Этот сезон у «Монплезира» юбилейный — 35 лет, и она записала нам очень теплое поздравление. А вот и у нее теперь юбилей!

У театральных людей, как известно, нет возраста, всегда молодая, легкая на подъем, добродушная и щедрая, дорогая Елена Иосифовна, будьте счастливы и здоровы, живите долго, я вас очень люблю и всегда жду, благо теперь мы почти соседи.

Всегда ваш, Ларин

Когда-то давно, когда мы только выпустили спектакль «Два Лазаря», многим он показался странным. Ну, то есть, он и был странный, как и многое из того, что мы делаем. И я помню недоумевающее лицо журналистки после «Лазарей»: «А Елена Иосифовна сказала, что это хорошо…» Елена Иосифовна как-то умеет встать на позицию автора. Даже очень странного. И размышлять о спектакле, процессе, всем прочем вместе с ним.

Одно время я хотел писать научную работу. И обратился к Елене Иосифовне за помощью. Она дала список рекомендуемой литературы, советы. А потом, прочитав список, я понял, что наука для меня сложна пока, и исчез.

Вот почему я об этом вспомнил. Мы общались на скамейке у Александринки. И я сказал, что не понимаю — зачем театр. Вот в церкви (тогда был у меня период службы псаломщиком) понимаю: «Стяжание Духа Святаго». Елена Иосифовна сказала: «Знаете, Саша… Искусство — это Стяжание Духа. Просто Духа».

И вот эта фраза для меня очень важна. Столько всего изменилось, перевернулось, столько разочарований. Я даже уже три года не псаломщик. А эта фраза держит на плаву в сложные моменты.

Спасибо, Елена Иосифовна. С Днем рожденья.

Мои отношения с Еленой Иосифовной начались драматично. На втором курсе в мае у меня внезапно умер папа. Вся организация похорон и перевозка тела в другой город легли на меня, и я приехала на весеннюю сессию с большим опозданием. На лекциях Горфункель по истории зарубежного театра я не была и не делала доклад по какой-либо книге об актере. И, разумеется, попытка получить зачет у Елены Иосифовны не увенчалась успехом. Говорить же о причине своего отсутствия мне не хотелось, она мне казалась слишком личной.

Зачет получила лишь следующей зимой. Зато до сих пор помню, что доклад мой был по книжке о Фредерике Леметре.

Лекции Горфункель были для меня, пожалуй, лучшими в историческом разделе. Ведь для заочников надо читать галопом по Европам, а Елена Иосифовна как никто умела сказать многое в малом.

Но настоящее знакомство с Еленой Иосифовной состоялось на семинаре по истории зарубежного театра. Еще на установочной лекции она сумела как-то направить нас в нужную сторону. Ее вводные были полны золотой россыпи, которую надо было просто фиксировать. Эти мысли, сказанные впроброс, она потом с щедростью приписывала нам. А мы, уж я точно, просто вырастали в собственных глазах.

Вообще на этом семинаре мы как-то академически поумнели. Впервые написали внятные работы, почувствовали вкус в исследовании, в оппонировании и обсуждении. Елена Иосифовна направляла нас, как опытный штурман, гася столкновения и вспышки темпераментов. И поражала своим вниманием, проницательностью и мудростью по отношению к каждому, было ощущение, что она видела нас насквозь. И вот на этом семинаре Е. И. с постамента умного, категоричного и холодного преподавателя перешла на пьедестал любимого учителя.

Но в моей жизни была еще одна важная встреча с Еленой Иосифовной. Я уже работала в театре — в Мурманской драме. Местный СТД, который возглавляла Алла Журавлева, актриса небольшая, но суперамбициозная, в очередной раз пытался сбросить нового главного режиссера Султана Абдиева. И на роль могильщика Журавлева пригласила Горфункель. Она не знала, что Елена Иосифовна мой педагог! И это стало для нее неприятным сюрпризом. Приехав, Е. И., конечно, сразу поняла расстановку сил. Но мы-то с главным режиссером, художником и завпостом все равно заманили ее в гости (благо, жили мы все в одном доме) и потчевали домашней выпечкой и водкой. На обсуждении спектаклей Елена Иосифовна была точна в оценках и при этом деликатна. А уж как она хвалила меня!.. В общем, очень помогла нам выиграть тот бой с СТД. И это прибавило нам всем уверенности в собственных силах. И вместе мы проработали еще много лет.

Елена Иосифовна, конечно, редчайший человек как критик, ученый и педагог. И просто хороший человек, что само по себе — уже очень много. Долгих лет вам, Елена Иосифовна! Мы вас любим!

Лариса Лобанова, выпуск 1996 года

Подражая лучшим людям искусства XIX века, я заболел туберкулезом и безответственно лежал в больнице из красного кирпича. Читаю, поправляюсь. И вдруг ко мне приходит Горфункель. Приносит мне столбики еще не виданного мною «Сникерса». Беседует со мной, как с равным. Надо же! Елена Иосифовна — одно из оправданий существований театроведческого факультета. Не меня же предъявлять высшим министерствам. Она по-настоящему образованный человек. Вот как дедушки и прадедушки факультета, чьи портреты украшали стены Исаакиевской, 5 в годы нашего учения. Главный круг ее научных интересов, по-моему, французский классицизм. Уж и не помню, Расин или Корнель. Ах! Чувства или разум?! Долг или чувство? У Жана да Пьера всегда победят канонический долг и разум. Сколько бы Лена о них ни писала, в ее натуре побеждает радостное, веселое органическое чувство. Проще сказать, она добра. Умна и добра. Снисходительна и добра. Иронична и добра. Весела и добра. Добра и добра. Приятно и лестно жить на свете, будучи удостоенным ее симпатии. Профессор Горфункель много милее мне всех знакомых мне классических профессоров — Полежаева, Окоемова, Забелина. И даже Преображенского. Как увижу — так встану на одно из оставшихся у меня колен и поцелую ручку.

С праздничком, дорогая.

Старшекурсник и сотрудник В. Жук