Должно быть, как и в былые эпохи перемен, вновь острейшим образом стоит проблема идеала. Иначе трудно объяснить вдруг возникшую потребность самых разных театральных коллективов обратиться к роману, в котором Ф. М. Достоевским предпринята попытка создать образ «положительно прекрасного человека». Цепляющее внимание название «Идиот» замелькало на афишах Петербурга. На сценические подмостки Молодежного театра, Мастерской под руководством Григория Козлова, а теперь и Театра На Васильевском выходит князь Лев Николаевич Мышкин (в спектакле Мастерской его играют несколькими составами). Причем все князья очень молоды (два спектакля возникли из студенческих работ).

Как известно, образ этого героя был навеян автору сервантосовским Дон Кихотом, к тому же имеет отсылки к Евангелию. Наверное, есть некая рифма в том, что совсем недавно плеяду поставок о благородных «бедных рыцарях» пополнил спектакль «Дон Кихот» в театре им. Ленсовета по пьесе М. А. Булгакова.

Надо ж было такому случиться, чтоб именно в премьерные для «Дон Кихота» и новоявленного «Идиота» дни в нашем городе под эгидой Формального театра проводилась бы Международная Режиссерская Лаборатория ТПАМ-2013 «Товстоноговский метод. Идиот». В рамках этого мероприятия прошел цикл лекций, в одной из которых профессор Юрий Николаевич Чирва поделился своими размышлениями о важнейшем не только для литературы, но и для общества в целом произведении. «Идиот» Ф. М. Достоевского — роман-высказывание. По ироничному и точному замечанию докладчика, Россию до сей поры не отпускают три вопроса: гереценовский «кто виноват?», некрасовский «кому живется весело, вольготно на Руси?» и заданный Н. Г. Чернышевским «что делать?». Если на первые два ответ всегда и всем почти наверняка известен, то последний обычно остаётся риторическим.

Так что ж подвигло обратиться к роману мощнейшей философской мысли режиссера Владимира Туманова?

Туманов стал известен и даже знаменит спектаклями по современной драме, которые восторженно единодушно принимались критиками (в отличие от большинства его опытов с классическим наследием). Придя в театр На Васильевском как главный режиссер Туманов выстраивает свой репертуар альтернативный прежнему, где преобладала современность.

В его поставленных по русской классике спектаклях стремление показать всепобеждающую безнравственность нынешней жизни очевидно. Итог всегда один — расплата. Под музыку уносит в никуда «детей солнца» плывущий по штормовым волнам корабль. Наивнейшего дядю Ваню, подобно памятнику бесчувственно застывшего на табурете-постаменте, вдруг возникающем …в отверстии огромного округлого стола. оплакивает Реквием. А в «Идиоте» зритель видит поминовенье при свечах безвременно ушедшей страдалицы. Убиенной. Но не безвинной.

Режиссер, оставив своему спектаклю данное роману автором название, сместил центральную для Достоевского фигуру на обочину собственного сценического сюжета. В фокусе его внимания — отчаянная борьба красивых сильных женщин за право быть счастливой. И, как показано в спектакле, борьба опасная. Без правил. Без запретов. Финалом «встречи двух королев», одетых в алые наряды, становится садистская расправа Настасьи Филипповны (Екатерина Зорина) над посмевшей её дразнить соперницей: Аглаю (Екатерина Рябова) поверженную, в буквальном смысле поваленную наземь — она с остервенением пинает ногой в пах и, растоптав, идёт к тому, кто ей кажется орудием мести миру за унижения и страданья — к Рогожину (Игорь Бессчастнов).

Нервным срывом, по мысли режиссера, объясняется в его спектакле внутренняя лихорадка, тревожная стремительность движений Настасьи Филипповны, вызывающе-бесстыдно бросая вызов приговору большинства — в алом платье, как огненная фурия, ворвавшись в семейство Иволгиных, со мстительным восторгом она готова разгромить чужую благочинность. Выплеск измучившей ее истерики — бег по кругу (любимая тумановская мизансцена).

Отношения мужчин, когда нет дам, сложны, непредсказуемы и содержательны. Их светская любезность готова обернуться жестким поединком самолюбий. Каждый ожидает провокации (не дракой!) — и потому настороже, всегда готов к отпору. Следить за тем, как развиваются события в первом действии чрезвычайно интересно: ожидание неминуемой грозы при соблюдении светских норм всех держит в напряжении — и сценических героев, и тех, кто в зале.

Крепкого сложения мятежный духом Парфён Рогожин у Игоря Бессчастнова снедаем обидой на отца, ни в грош его не ставившего. И, получив наследство, он жаждет наконец-то вырвать у судьбы свой куш: любой ценой ему необходимо заполучить красавицу, которая даст ощущенье превосходства над другими.

Субтильный Ганечка Сергея Агафонова всегда обеспокоен и взнервлен. Будто стремясь загнать в капкан изматывающий душу страх, он после стремительных пробежек, диагональю резко режущих пространство, вдруг замирает, гордо вскинув подбородок и скрещивая руки на груди — точь-в-точь Наполеон, готовый наблюдать за подготовкой войск к бескровному сраженью.

Приметен даже Тоцкий, обычно предстающий как некий маловыразительный сановник. Почти что в бессловесной роли з. а. России Сергей Лысов нашел противоречия, из которых создал образ важного лица, боящегося быть уличенным в своих же непристойностей. Он самодостаточен, чванлив и в то же время вкрадчив, осторожен. Ценит яркость чувств, но не игрок — стабильность для него всего дороже. Однако, не справившись с соблазном, норовит при всем честном народе припасть манящим прелестям им выставленной на торги наложницы (что странно — этот моветон на режиссерской совести). А та своей"бесстыжестью бравирует«.

Трусоват в этом спектакле и непривычно худощавый генерал Епанчин, которого н. а. России Евгений Леонов-Гладышев увидел подкаблучником, гарцующим в мундире, чья удалая сила — в умении эффектным жестом крошить баранки во время чаепития.

Мужчины, так или иначе, в тумановском спектакле в большинстве своем слабы, порою вспыльчивы, но нерешительны — всем заправляют женщины.

Оберегает готовый вдрызг разбиться хрупкий мир семьи Елизавета Прокофьевна Епанчина. Она-то генеральша по самой своей сути. Уйдя от искушения характерностью роли, н. а. России Наталья Кутасова наделила героиню редкой прямотой: осанки и суждений, отношений с миром… И это качество роднит кутасовскую генеральшу с князем Львом Николаевичем. Яркость её нарядов (художник по костюмам — Стефания Граурогкайте) диссонирует с той строгой вертикалью, которая определяет суть созданного актрисой образа. Чопорность манер у нее не исключает внутренней свободы.

Сам по себе князь Мышкин, строй его души для режиссера не очень значимы: своим явленьем он провоцирует давно уж назревающий скандал — доверчив, простодушен, во всем отличен от большинства. И потому так нелегко актеру Арсению Мыцыку строить отношения почти всегда молчащего тишайшего героя с обиженными, готовыми сиюминутно оскорблять друг друга людьми. Странность героя иллюстрируется режиссером убийственной для понимания образа метафорой: голова улыбчивого светлоокого князя украшена чудесным венчиком из роз, заявляя некое сродство с блоковской тайной: «Нежной поступью надвьюжной, Снежной россыпью жемчужной, В белом венчике из роз — Впереди — Исус Христос». Близкий к пошлой выспренности высокий режиссерский стиль рушит убедительность разыгрываемых событий. Ужель среди зимы в венке и впрямь явился не вполне нормальный человек, а окружающие, обитающие в пространстве, схожим с разоренным храмом (сценограф — Елена Дмитракова), этого не замечают?! О его рыцарстве не может быть и речи — князь Мышкин, в лучшем случае, юродивый.

И значит, по мысли режиссера, юродство в спектакле еще раз выявляет уродство мира? Для постановки по роману Достоевского мысль коротковата. А ухищрений много. Мелодраматические страсти, эффектные наряды дам, смешные жанровые зарисовки… К примеру, чтобы отвлечь от напряженных выяснений отношений, Фердыщенко (Михаил Николаев), взяв роль домового шутника, играет странность, всякий раз выкидывая фортеля. Этот картежник, смешливый плут на руку не чист, ворует все, что можно незаметно прихватить. В романе Фердыщенко, не любит отдавать долги, что неприлично, но не криминально, а ради усиления комизма ситуации по режиссерской воле он превратился на подмостках в обаятельного клептомана.

Зрители довольны. Актерская игра не волновать не может — зрителям дороги герои Достоевского. Однако вряд ли публика права. Наверное, я думаю так потому, что слушала лекции профессора Ю. Н. Чирвы, давняя студентка которого, а ныне кандидат искусствоведения Елена Кухта в юбилейном поздравлении благодарила за «усилия вытащить нас из невежества и научить сомнению в приговоре большинства, в том числе по известным вопросам „Кто виноват?“ и „Что делать?“. Курс по истории литературы читался как курс истории идей, где мы учились думать». Увы, в спектакле «Идиот», поставленном Владимиром Тумановым, идей совсем немного. А Идеал, который утверждает в романе автор, бросая вызов апокалиптическим настроениям общества и чувству безысходности задавлен на подмостках безверием и нигилизмом. Тем не менее, успех спектакля очевиден. Я все же сомневаюсь «в приговоре большинства».