В третий раз за сезон в Нижегородском ТЮЗе под руководством Олега Лоевского прошла лаборатория «Кулибинка» — мероприятие по изобретению новых механизмов спектаклей. О результатах «актуализации классики» рассказывают Татьяна Тихоновец и Ольга Наумова.
ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ С ЭТОЙ КЛАССИКОЙ?
Кажется, лаборатории сейчас проходят в большинстве российских театров. И уже, вроде, поуспокоились их принципиальные противники (нельзя поставить спектакль за пять дней), упорно путающие эскизы со спектаклями. Тем не менее, я опять ввязалась в спор о необходимости лабораторий в чьей-то ленте в фейсбуке, где противники выстроили цепочку: эскиз — спектакль — «Маска». Это именно так, дескать, происходит в Красноярском крае. Типа, это такая логика продвижения у лабораторных эскизов. И главный аргумент — что везде рулят деньги. Вот я и решила объясниться еще раз на примере лаборатории, только что прошедшей в Нижегородском ТЮЗе. Начну по порядку.

Сцена из эскиза «Каштанка».
Фото — архив театра.
Первое. Эскиз не всегда бывает удачным. И даже удачные эскизы не всегда (даже, наоборот, редко) превращаются в хороший спектакль. Но зато режиссеры, у которых сложились отношения с артистами, чаще всего получают приглашения на постановку, иногда с совершенно другим материалом.
Второе. Когда удачный эскиз превращается в хороший спектакль, он далеко не всегда попадает на «Золотую Маску». Потому что хороший спектакль — это не повод для попадания в конкурс национальной театральной премии. А повод — это когда спектакль не просто хороший, а необычный по смыслам, по форме, по материалу, по работе артистов и т. д. И, действительно, случается так, что именно приглашенные режиссеры, которые встряхнули труппу, влили в нее свежую свою кровушку, по-новому открыли увядших от ожидания и безнадеги артистов, предложили какой-то необыкновенный материал, и ставят на ноги долго стоявший на голове и не чувствовавший этого театр. Тогда, действительно, спектакль и попадает в конкурс национальной театральной премии. Или в лонг-лист, что тоже неплохо. Так что какая-то закономерность в этой цепочке есть. И она состоит в том, что пришедший «человек со стороны» (мы ведь еще помним, что это такое?) действительно способен перевернуть ситуацию.
Третье — это про деньги. Цифры называть не буду. Но за деньги, которые получают режиссеры на лабораториях, даже полмесяца не прожить на самом скромном рационе. Тогда вопрос: а зачем они едут? Ну, во-первых, в надежде на приглашение поставить спектакль. Что в этом плохого? Разве лучше, когда театр приглашает «кота в мешке»? Во-вторых, с верой в то, что эскиз получится. И мы, эксперты, летим и едем на эти показы с тем же чувством: а вдруг увидим, как на глазах рождается будущий спектакль? Надежда — это самое сладкое чувство, которое дарит лаборатория всем ее участникам. И, конечно, свобода. Необязательность того, что происходит сейчас на сцене. Возможность попробовать себя в чем-то новом, не успев от страха и стресса вспомнить все свои штампы. Не получится — так ведь это только эскиз, эксперимент. Мне кажется, театру очень важны такие островки свободы.
А теперь — о лаборатории в ТЮЗе Нижнего Новгорода. У этого театра нелегкая многолетняя судьба. (Не буду вспоминать разные его периоды.) И вот наконец-то туда пришел главный режиссер, которого можно смело назвать строителем театра. Это Алексей Логачев. Он ушел из хорошо организованного, знаменитого Саратовского ТЮЗа в театр неблагополучный и, засучив рукава, начал обустраивать новое место жизни. Нижний Новгород — это его родина. Так что, получив приглашение, он не сомневался. И сразу начал с лабораторий. Название у них — «Кулибинка». Немного странное и не театральное, на первый взгляд. Но, оказывается, изобретатель Кулибин был изощренным мастером механизмов и подарил царице Екатерине часы с миниатюрным театром внутри. Красиво и символично. Может, тень Кулибина как-то поможет в устройстве театрального механизма ТЮЗа.

Сцена из эскиза «Каштанка».
Фото — архив театра.
Лаборатория, на которой я побывала, была не первой (о первой в ПТЖ писала Марина Дмитревская). И посвящена она была теме актуализации классики. Тема вроде бы простая, но на самом деле проблема за ней стоит огромная. Речь идет даже не об актуализации, а о том, что многие классические произведения, и входящие, и не входящие в обязательный круг чтения детей и подростков, просто не могут ими сейчас быть поняты. Вот в самом простом смысле. Дети не понимают того, что читают. Не понимают смысла слов, смысла устаревших, ушедших из жизни понятий. И это происходит даже в самых читающих семьях. Особенно сейчас, когда подростков воспитывают родители, детство которых пришлось на девяностые годы. Им-то их родители не читали и не подсовывали книги. Этих детей прокормить надо было и как-то выучить. А теперь они сами стали родителями. Мало того, что многие из них не одолели когда-то школьную программу, они искренно не понимают, зачем и их детям надо что-то читать. Произошел цивилизационный разлом. Нынешние дети если и читают, то другие книги. Они слушают другую музыку и любят другие песни. Они, как сын в одноименной пьесе Вальтера Газенклевера, отказались от отцовского наследства, и теперь отцам непонятно, что же с этим делать. Бывают, конечно, отдельные семьи, где дети продолжают читать книги из родительского «обязательного» списка, но их очень мало. Попадаются и учителя, способные открыть подросткам мир, который они сами не могут расшифровать, потому что шифры утеряны, — но их точно единицы. Наконец, есть и театры, которые берут на себя эту нелегкую миссию, но их тоже можно пересчитать по пальцам одной руки.
И вот три приглашенных режиссера — Иван Пачин, главный режиссер Тверского ТЮЗа, очень много и плодотворно работающий именно в театрах для детей; Екатерина Гороховская, актриса, режиссер и театральный педагог, прежде всего и занимающаяся проблемами театра для детей и подростков; режиссер Владимир Данай, вроде бы, в интересе к детскому театру не замеченный, — поставили за пять дней эскизы по русской классике. Пачин взял для работы повесть Чехова «Каштанка», Гороховская — повесть Пушкина «Пиковая дама», Данай — пьесу Островского «Доходное место».
«Каштанка» была актуализирована просто: действие перенесено на много лет вперед, в двадцатые годы ХХ века. Прием этот в театре стал уже общим местом и иногда очень точно срабатывает. Дал ли что-то этот перенос повести Чехова? Принес ли новые смыслы, открыл ли старые? Мне показалось, что нет. Время показано несколькими поверхностными штрихами, «Маршем авиаторов», парадом разных революционных персонажей. Пачин постарался показать, какие перемены происходили тогда в искусстве: поскольку здесь даны не цирковые артисты, а театральная труппа, то Гусь (Федор Боровков) поет песни Вертинского, но приходится перестраиваться на народные. «Раз, два. Люблю тебя, люблю тебя», — пытается петь Хавронья (Надежда Афанасичева) вместо романса, но — не поется. А если учесть, что все поют под фонограмму, то смысл не читается. Кот (Артем Дубинин) здесь вообще мим, и куда ему в революционное искусство? Хозяин труппы (Игорь Авров), в которой с любопытством обживается Каштанка, поговаривает об отъезде в Европу…

Сцена из эскиза «Пиковая дама».
Фото — архив театра.
Все эти моменты затемнили саму историю Каштанки. Скорее, интересным и остроумным показался другой прием: рассказ ведется от имени престарелого народного артиста Федора Лукича Столярова (Олег Фаттахов), которого выкатывают в инвалидном кресле. И именно он начинает вспоминать историю с собачкой, происшедшую в его далеком детстве. Режиссер, конечно, слишком увлекся временем, в которое перенес действие, и на это ушло много усилий. В итоге все смешалось в этом доме, и в чем талант Каштанки, мы так и не успели узнать. Понятно только, что Каштанка выбрала жизнь, а не театр, уйдя к прежним хозяевам. Но она унесла книгу, которая оказалась «Этикой» Станиславского. Книгу эту прочитал Федюшка, видимо, вместо букваря, и она произвела на него такое сильное впечатление, что он и стал в результате народным артистом. Все это забавно, но сама повесть так и оказалась непрочитанной. При том, что Анастасия Желнина талантливо сыграла очень живую, обаятельную Каштанку.
«Пиковая дама» началась с пролога, в котором некий восьмиклассник выторговывает у учителя оценку за непрочитанную повесть. Учитель ставит условие: или незачет, или час времени, потраченный на Пушкина. И чтение превращается в разыгрывание повести. Разыгрывается она в форме домашнего театра, где все приблизительно — и костюмы, и прически, и где Учитель (Иван Пилявский) попеременно играет пушкинских персонажей, а Ученик — Константин Кузьмичев оказывается невольным комментатором действия. Эти моменты мне показались самыми важными и живыми в эскизе. Понятно, что сама история «Пиковой дамы» разыграна как дайджест, многие линии просто выпущены. Режиссеру Гороховской важно не саму повесть поставить, а понять, на что реагирует сегодняшний подросток. Какие события ему кажутся важными? Что его «цепляет» в тексте «Пиковой дамы»? А что вообще непонятно? А важны для него моменты подневольности Лизы (возмущение: почему она это терпит?), изумление, почему Германн не ушел из спальни графини, а зашел к Лизе (это нерационально, глупо, он же сдал себя), и сам момент игры (захотелось разобраться, что произошло). Хочется пожелать, чтобы этих моментов в эскизе было еще больше. Потому что Екатерина Гороховская не на пустом месте их сочинила. Она опиралась на исследования известного московского педагога, который занимается этой проблемой. И из эскиза может родиться совершенно необычный спектакль-урок.

Сцена из эскиза «Доходное место».
Фото — архив театра.
«Доходное место» — заявка на спектакль «большой формы». Действие помещено, разумеется, в наше время. Все герои-мужчины одеты в некую условно полуполицейскую одежду. Никакого намека на конкретную организацию тут нет. Важно, что это — Ведомство. И оно живет по своим законам. Здесь Вышневский лишен драмы человека, который ради жены проворовался, но любви ее так и не заслужил, здесь он — рычащее чудовище, знающее только один закон — закон силы. Владимир Берегов и играет его как человека, обладающего абсолютной властью. А Юсов в исполнении Владимира Вышеславинского, — тихий, хитрый манипулятор, который, пожалуй, будет пострашнее своего начальника. Понятен здесь и Белогубов (Никита Чеботарев), мелкая сошка, курочка, которая по зернышку клюет. Вполне современны умная, расчетливая Юлия (Екатерина Дубинина) и прелесть какая глупенькая Полинька (Анна Бледникова), в самом прямом смысле сидящие у мамаши в клетке.
Но не решен самый важный вопрос: кто такой сегодня Жадов? Университетский юноша, который еще помнит, что «любви, надежды, тихой славы недолго тешил нас обман»? Тогда откуда он взялся в этом Ведомстве? Или он из этой среды, но по простодушию верит, что можно остаться честным? Если этот вопрос будет решен, то в театре может появиться острый, яркий, современный спектакль, тем более что пьеса Островского не нуждается в актуализации. Она, как и гоголевский «Ревизор», актуальна в России во все времена.
Вот такая лаборатория случилась в Нижегородском ТЮЗе. Верю, что будут и результаты. Потому что труппа готова к работе, к творчеству, к эксперименту.
«КУЛИБИНКА» — В ТРЕТИЙ РАЗ
Тема третьей за сезон (о второй я писала) лаборатории в Нижегородском ТЮЗе — «Актуализация классики» — звучит, на первый взгляд, несколько странно (какая же это классика, если она не актуальна?), однако именно в применении к юному зрителю заострение на слове «актуализация», быть может, и справедливо. Что может считывать нынешний молодой человек из вечных текстов? Насколько они могут быть ему близки? А главное, смогут ли задеть его чувства, ум и сердце?

Сцена из эскиза «Каштанка».
Фото — архив театра.
Показанные три эскиза — по «Каштанке» (режиссер Иван Пачин), «Пиковой даме» (режиссер Екатерина Гороховская) и «Доходному месту» (режиссер Владимир Данай) — отвечали на этот вопрос по-разному и с разной степенью убедительности.
Эскиз по «Пиковой даме», показанный на Малой сцене театра, я бы выделила как самый убедительный. Ваня Петров, ученик 8-го класса, НЕ ХОЧЕТ читать «Пиковую даму», пытается «договориться» с учителем получить зачет, не тратя времени на «ненужное» чтение, и «сторговывается» на совместное прочтение (повесть небольшая, придется потратить один час времени, но это, в конце концов, можно и перетерпеть). Однако в результате, как нетрудно догадаться, молодой человек втягивается в перипетии сюжета, задается вопросами, досадует, недоумевает, сочувствует и отрицает — словом, увлекается повестью (а заодно с ним и зрители — ведь они вслед за героем видят/читают «Пиковую даму» тоже свежими глазами, тоже абсолютно заново).
Если у молодого человека (Констатин Кузьмичев) роль определенная и одна, то Учитель (Иван Пилявский) виртуозно и с большим увлечением и юмором (учитель же должен увлечь ученика) буквально вбегает в пространство развернувшегося мини-спектакля (оно отделено от «просцениума» легкой прозрачной занавеской/занавесом), исполняя роли пылкого Сен-Жермена и прожженного игрока Томского. Что касается основных героев (по Пушкину), то здесь прекрасное актерское попадание: графиня (Ирина Страхова) загадочна и значительна, Лиза (Анна Сильчук) очаровательна и безрассудна, а Германн (Дмитрий Соколов) одержим одной навязчивой страстью и неотделим от актера настолько, что уже и после показа, во время обсуждения (да и по его окончании), перед нами так и сидел (так и ходил) Германн с горящими глазами, смотрящими куда-то внутрь себя…
Для человека (особенно впервые читающего «Пиковую даму»), естественно, самым напряженным моментом является сама карточная игра, когда читающий ждет ее исхода. Но вот как раз этого напряжения пока в показе и не хватило.
Разумеется, эскизы, показанные на лаборатории (даже наиболее удачные), вовсе необязательно должны переходить в дальнейшую работу театра. Но в данном случае очень бы этого хотелось.
Показ эскиза «Каштанки» состоялся в нижнем фойе театра, прямо на парадной лестнице, которую режиссер изобретательно использовал и для разных «уровней» действия, и как своеобразный проспект, по которому туда-сюда вначале сновали дореволюционные персонажи, потом скакали на палочках-конях и палочках-танках персонажи революционные, а потом и те, что шагали под «Марш авиаторов»…

Сцена из эскиза «Пиковая дама».
Фото — архив театра.
Самое начало эскиза было перенесено в наше время: на инвалидной коляске вывозят спонсора спектакля — Федора Лукича Столярова (Олег Фаттахов), да-да, того самого Федюшку, первого хозяина Каштанки (только сильно постаревшего). Режиссерский ход кажется поначалу таким симпатичным, что даже не хочется считать, сколько сегодня лет может быть этому Федюшке: «Каштанка» написана в 1887 году, так что минимум 140. Такие вот игры со временем. Этих игр в эскизе было многовато, и порой они попахивали чистым капустником. Так, мим (о нем ниже) показал нам смену эпох менее чем за полминуты (вытянул руку вперед — Ленин, стукнул воображаемым ботинком о воображаемую трибуну — Хрущев, почмокал в губы воображаемого визави — Брежнев). Были попытки и более тонкого взаимоотношения времен — через художественное восприятие старого и нового миров, но и они, скорее, уводили от главной истории, рассказанной Чеховым.
Сама же эта история была посвящена, конечно, театральному братству, где главные действующие лица — актеры: Иван Иванович Гусь (Федор Боровков), Федор Тимофеевич Кот (Артем Дубинин), Хавронья Ивановна (Надежда Афанасичева) и придуманный персонаж Бабочка (Дарья Пилявская) — артисты труппы Хозяина (Игорь Авров). И, конечно, в центре — Каштанка (Анастасия Желнина) — трепетная, умненькая, обаятельная, лукавая и явно талантливая… Казалось бы, вот она — замечательная возможность показать своеобразный артистический парад-алле! Но нет! Не случилось. То есть, к актерам ТЮЗа вопросов нет, они прекрасно справились с задачами, а вот перед их героями и задач не было поставлено, кроме пения под фонограмму (на лестнице, где все близко, это особенно «не звучало»), не было и никаких «трюков» или номеров, с которыми они могли бы выйти на публику. Но особенно не хватило Каштанки, которую с восторгом (у Чехова) Хозяин так и звал — Талант!
Кстати, недавний симпатичный спектакль ТЮЗа «Прощай, конферансье», где героями стали участники концертной бригады, как раз и стал такой демонстрацией талантов. И Конферансье (блистательная роль Игоря Аврова) напоминает нового хозяина Каштанки (хотя здесь тот же артист вовсе не повторяется).
В этом смысле больше всего повезло Ивану Ивановичу Гусю: он был эскизно «нагружен» Вертинским, и это позволило актеру найти живые, узнаваемые краски (однако опять под фонограмму).
Кот был заявлен мимом, но как-то странно и неопределенно, его «мимические» вставные номера казались случайны и необязательны. Так, когда Гусь умирает, Кот почему-то торопится его «закапывать». Вообще эта смерть, столь важная у Чехова, в показанном эскизе носит довольно проходной характер.

Сцена из эскиза «Доходное место».
Фото — архив театра.
Конец эскизного показа был несколько скомкан. Момент метания Каштанки между старыми и новым хозяевами, между старой и новой жизнью актриса играет по возможности убедительно, но ей не дается никакого движения и отпускается слишком короткое время. То же и с ее «театральным» Хозяином: рушится созданный им маленький мир, рушатся надежды, но он лишь безнадежно машет рукой и уходит… И только прежние хозяева — Лука Александрович и Федюшка (обаятельно сыгранные Александром Барковским и Дарьей Пилявской) — возвращают нас к чеховскому рассказу.
Время действия «Доходного места» перенесено в наши дни. Все чиновники — силовики. И не важно, какого ведомства. Открытая грубость общения персонажей, их преувеличенные реакции, общее ощущение тотального гнетущего тюремного мирка (недаром режиссер буквально помещает главных героинь — Полину и Юлию — в клетку) — все это «сдобрено» привычными театральными приемами (танцы под мигание стробоскопа, «пускание дыма» и пр.). Однако в целом сюжет и смысл эскиза оказались внятны. Текст Островского не изменен, но сокращен, и лишний раз удивляешься его вечной актуальности. Правда, откуда в этом мире мог появиться столь наивный, честный и чрезвычайно симпатичный Жадов (Александр Котов), остается только гадать…
Актеры ТЮЗа показали удивительную собранность и преданность своему актерскому призванию. И это не пафосные слова. Сложилась замечательная творческая атмосфера, о которой еще недавно можно было разве что мечтать.
Комментарии (0)