Оперу «Моцарт. Свадьба Фигаро» поставил в Михайловском театре режиссер-постановщик Вячеслав Стародубцев, назначенный не так давно главным режиссером Новосибирского театра оперы и балета. Причем имя композитора в названии, по словам режиссера, неслучайно.

Стародубцев считает, что Фигаро — альтер эго самого Моцарта: создавая свое бессмертное произведение, музыкант стремился не столько идти по стопам Бомарше, сколько исследовать все стадии любви. От юношеской гиперсексуальности Керубино, сходящего с ума от всякой юбки, до графа Альмавива с его увядающим супружеским чувством.

Так ли думал когда-то сам Моцарт? Можно только гадать. Но режиссер сделал спектакль именно об этом: о трансформации любви. Дело это серьезное — так что комедией спектакль можно назвать все-таки с оговорками. Но это не снижает градус зрелищности.

Тут ведь не маски, а живые люди и живые чувства. Простушка с легким оттенком вульгарности — Сюзанна (Светлана Москаленко). Вполне прагматичный и рациональный Фигаро (Андрей Серов): для него предстоящая свадьба — радость, конечно, но и деловой проект по «разруливанию» имеющихся вопросов. Наконец, запутавшийся в своем «кризисе среднего возраста» граф Альмавива (Борис Пинхасович). И обаятельнейшая графиня (Мария Буйносова), замечательно стойко переживающая все фокусы стареющего мужа.

Идея — решить образ спектакля в модном для моцартовского времени стиле «шинуазри» (в дословном переводе — «китайщина») — сделала постановку необычайно красочной и пикантной. Каждая новая сцена здесь — как этакая бонбоньерка: рассматривать хочется, как отдельную штучку. Изобретательны и веселы костюмы Жанны Усачевой, роскошны игры света на сцене… Кажется, художники под руководством Петра Окунева настолько увлеклись ориентальными мотивами, что останавливаться на одной «китайщине» не стали, в ход пошли кимоно, восточные единоборства, даже отсылки к японским аниме. И все же игра в «шинуазри» оказалась ужасно увлекательной — не только для художников, а и для зрителей (да, видимо, и для самих артистов).

В первой сцене — интерьер богатого дома, убранство которого полностью соответствует «модным тенденциям»: тут и кровати с балдахинами и расписными китайскими подушками, и панно с ветками и птицами на заднем плане. Восточный экзотизм срабатывает в самые напряженные моменты конфликта. Альмавива, разгорячившись, готов сделать харакири — но пальчик уколол: утешила перевязкой Сюзанна…

Едва ли не лучшим в спектакле стал пролог второго акта. Свою знаменитую печальную каватину о превратностях любви графиня поет, словно находясь за стеной гигантского аквариума. А перед зрителями в 3D проплывут красные рыбки-вуалехвостки. Ну, а ближе к финалу уже персонажи, распутывая узел любовной неразберихи, будут блуждать в ярко-алых плащах, до мельчайших подробностей напоминая тех самых аквариумных рыбок… И мы ощутим горький привкус ускользающего времени, отпущенного, казалось бы, для любви.