Петербургский молодой режиссер Дмитрий Егоров, у которого за плечами около 20 постановок от Москвы до Южно-Сахалинска, для первой работы в «Приюте комедианта» сделал самостоятельную сценическую композицию по произведениям Николая Лескова и Власа Дорошевича. Жесткий, бескомпромиссный спектакль, в котором участвуют и артисты возглавляемого Егоровым «Этюд-театра», представляет собой чередующиеся сцены, в основе которых, с одной стороны, лежит сюжетная линия из повести Лескова, а с другой — фрагменты уголовных дел XIX века, взятые из очерков о сахалинской каторге Дорошевича.

Спектакль «Леди Макбет Мценского уезда» лишен национального колорита и примет времени, а центральное действующее лицо — Катерина Измайлова в исполнении Анны Донченко (актрисы с открытым, строгим, волевым лицом) — скорее напоминает шекспировскую героиню, чем купчиху. История ее замужней несчастливой жизни разворачивается внутри выстроенной на сцене коробки: три стены неуютного дома задрапированы белой тканью, а четвертая представляет собой ворота, часть скрытой тюремной решетки. Купеческий быт подчинен расписанию, согласно ему молятся и обедают, нарушая тишину лишь бормотанием и чавканьем. Размеренность перерастает в безысходность. Оставшись одна, молодая женщина кладет голову на стол как на плаху — в условиях бесконечного однообразия и равнодушия смерть моральная наступает раньше физической.

Своеобразное спасение приходит в виде проныры Сергея (Вячеслав Коробицын), который, как это часто бывает в русской литературе, не представляет собой ничего особенного, просто оказывается под рукой. Режиссер обстоятельство это выделяет. Во-первых, сценой знакомства, когда Катерина, играя с дворовыми в жмурки, случайно попадает в объятия юноши. И тем, что он впоследствии оказывается не просто предателем (изменяет ей), но и трусом, что в контексте спектакля куда страшнее. Любовь и сопряженная с ответственностью за свой выбор смелость являются мерилами как человека, так и приговора, который ему выносит жизнь.

Именно поэтому ради того, чтобы быть с возлюбленным, героиня осознанно и спокойно совершает один за другим преступления. Она сама первая берет руку Сергея и прикладывает к своей щеке, проводит по шее, опускает на грудь. В спектакле не уловить момента размышлений: вот Катерина, по-девичьи морщась, обнаруживает дохлую крысу, и уже через секунду подсыпает мышьяк в суп тестю; вот она неловко сопротивляется объятиям вернувшегося мужа и — уже перерезает ему горло. Когда к ней в комнату заводят малолетнего богобоязненного племянника (помеха к наследству) становится жутко: шестилетнего ребенка будто бросают в клетку с тигром. Она начинает ласкаться к нему, обнимать, и зритель невольно вжимается в кресло. Донченко подчеркивает непреднамеренность, стихийность этого убийства — с неутоленной материнской нежностью ее героиня ластится к мальчику, а потом, не размыкая объятий, вдруг начинает душить.

Сцены из уголовного судопроизводства разворачиваются перед домом-камерой, на узкой полоске авансцены. Следователь в исполнении Галы Самойловой один за другим зачитывает дела подсудимых (тут и богохульники, и насильники разных мастей, и убийцы) и оглашает срок (10, 20, 30 лет каторжных работ с последующим поселением). Когда доходит до дела Катерины — она стоит в одном ряду с пересыльными, — спектакль заканчивается, срок не называют, в этом уже нет необходимости. Наказание суда не уголовного, а более высшего порядка ей уже вынесено — она обречена на пожизненную невзаимность.