После немалого перерыва в Мариинский театр вернулся балет Вацлава Нижинского на музыку Игоря Стравинского «Весна священная». Премьера возобновления состоялась незадолго до столетнего юбилея скандального «дебюта» балета на сцене Театра Елисейских Полей, случившегося в 1913 году и подарившего парижскому театру мировую известность. Новаторство Стравинского вызвало возмущение присутствовавшей на премьере публики, которая устроила в зале настоящую вакханалию и освистала спектакль. Оригинальность и сложность хореографического рисунка остались «за кадром», танцовщики же, по воспоминаниям свидетельницы тех событий балерины Ромолы Пульски, «дрожали» и едва «удерживали слезы».

Все это было вполне закономерно, так как шедевр Стравинского и Нижинского безжалостно разрушал привычную балетно-музыкальную эстетику и существенно опережал свое время. И этот «прыжок» далеко вперед не был вымученным и искусственно сконструированным. Позже сам Стравинский рассказывал: «При сочинении „Весны священной“ я не руководствовался какой-либо системой. Мне помогал только мой слух. Я слышал и записывал только то, что слышал». Неким спонтанным озарением стала для композитора и сама идея балета: работая над партитурой «Жар-птицы», он неожиданно представил девушку «затанцовывающую себя до смерти» во время языческого обряда. Соавтором либретто и декоратором «Весны священной» стал художник и философ Николай Рерих, привнесший в ткань произведения изрядную долю сумрака и мистицизма.

Воссозданные усилиями хореографа Миллисент Ходсон и художника Кеннета Арчера (прославившихся реконструкциями великих балетов начала ХХ века) «картины языческой Руси» преисполнены изломанной графики и грубой чувственности. Пронизанная эротизмом хореография Нижинского магнетизирует и завораживает. При их фатальной древности череда событий («весенние гадания», «пляски щеголих», «шествие Старейшего-Мудрейшего» и т.п.), разворачивающихся на подмостках Мариинского театра, не исчерпывается этнографической составляющей. Древний человек — прообраз человека сегодняшнего, непонятные и отталкивающие ритуалы — отправная точка настоящего и будущего. Грязновато-серая человеческая масса пугающе узнаваема. Но главное — в бесноватой одержимости движений, в напряженной динамике и стихийности музыкального языка словно зашифровано пророчество о неисчислимых бедах и жертвах, которые будут принесены на алтарь ХХ столетия…