В театре имени Комиссаржевской сыграли премьеру «Опасных связей» — пьесу Кристофера Хэмптона по знаменитому роману Шодерло де Лакло поставил режиссер из Македонии Деян Пройковски.

Афиша спектакля выглядит относительно безопасной и даже отчасти привлекательной. В самом деле, жестокая любовная интрига каким-то чудом все еще не утратившего своей скандальности романа эпохи Просвещения в кратком, но толковом изложении Хэмптона, давно доказала свою безупречную театральность. Театру Комиссаржевской обычно чрезвычайно к лицу «французские штучки» любого фасона, а уж мушки, пудреные парики и кринолины — это просто униформа качественного «бульварного театра», роль которого Комиссаржевка играет много лет с переменным успехом. У этого театра давние и прочные деловые контакты с Македонией, так что, надо полагать, в отличие от меня, там знали, что собой представляет режиссура Деяна Пройковски. В России куда более известно имя хореографа Елены Прокопьевой — благодаря ее работе с труппой «Крепостного балета». Кастинг, впрочем, задолго до формального «поднятия занавеса» заставил глаза вылезти на лоб, — но, в конце концов, эта гримаса грозила только тем, кто хорошо знает труппу Комиссаржевки. Зато в роли маркизы де Мертей, согласно программке, твердо была намерена блистать Евгения Игумнова, а это уже было как минимум любопытно.

Спектакль начался статичной сценой медленного чтения страниц романа, что внушило необоснованные и быстро улетучившиеся надежды на вдумчивое внимание к оригиналу. Проще всего было пережить отсутствие кринолинов — безликие современные костюмы (из которых самым выразительным оказалось маркизино черное пальто поверх белья) могли принадлежать кому угодно, зато каркас гигантской нижней юбки составлял единственную декорацию спектакля. Впрочем, позже эти прутья стали служить многозначительной метафорой птичьей клетки, куда, соответственно, здешние влюбленные канарейки периодически попадают и где, надо полагать, гибнут, задрав, как и положено птичкам, лапки вверх.

Последнее предположение было отчасти поддержано пластическим решением спектакля: все страстные пассажи, а также львиная доля сцен, где герои устанавливали, упрочивали или разрушали те самые «опасные связи», словом, вели некий напряженный диалог, были отданы на откуп хореографическим и атлетическим упражнениям. Виконт де Вальмон занимался любовью с очередной дамой, выполняя энергичные гимнастические отжимания над ее распростертым телом (не берусь судить, что гаже в театре — вульгарный натурализм или подобная запоздалая стыдливость). Во всех остальных случаях актеры изображали недавнее и не вполне твердое знакомство с техникой contemporary dance — их трогательного энтузиазма хватало, в основном, на энергичные маловыразительные банальности, условно пригодные для любого шоу, где есть какие угодно мужчины и женщины — ничего специфически «опасного», имеющего отношение к сюжету, в танцевальном рисунке не содержалось.

Сам сюжет «Опасных связей» более всего тяготел к безвредной бессвязности. Скучающая маркиза де Мертей с помощью нескольких сказанных впроброс фраз и парочки незатейливых па обязывает виконта де Вальмона затеять роман со светской дебютанткой Сесиль Воланж. Это должно утешить красавицу, которая коротает досуг, старательно карябая на стене имя предыдущего неверного любовника. Вальмон, подцепив за конечности, принимается возить по полу некую Эмилию (Елена Андреева), чьи вокальные приступы каким-то образом призваны развлекать публику. После чего, отбубнив признание в любви мадам де Турвель, виконт начинает плясать на заданную тему. Знаменитое вальмоновское «это выше моих сил» блекнет и чахнет на фоне нескончаемых хореографических экзерсисов у птичьей клетки.

Тут кругом беда. Вальмона играет Владимир Крылов, чьи антропологические характеристики несколько препятствуют возможности относиться к сердцееду-виконту всерьез, хотя молодой артист (вполне убедительный в ролях простаков и даже неврастеников) явно старается и эдак довольно внушительно поводит корпусом.

В роли юной дебютантки Сесиль зрители с некоторым смятением застают Александру Сыдорук — и жестокость матушки Сесиль, мадам Воланж, становится особенно очевидна, ибо поистине бесчеловечно было держать дитя столь зрелых лет, весомых достоинств и нешуточных аппетитов в невинности за стенами монастыря.

Жестокосердую мать ее играет «тайное оружие Комиссаржевки», артистка Маргарита Бычкова, не испортившая по своей воле еще ни одну роль (ее природная органика обычно перемалывает все режиссерские глупости) — но и на долю этой актрисы выпало тяжкое испытание: ее непременно, согласно фантазии македонского затейника, должен был настигнуть эротический порыв и буквально швырнуть в объятия равнодушной маркизы. После чего зафиксировать в самой смехотворной позе. Вероятно, режиссеру было бы приятно, если бы его сочли циником.

То, что весь этот ансамбль не портит артистка Кристина Кузьмина, говорит не столько об артистке, сколько об ансамбле. В исполнении этой актрисы целомудренная мадам де Турвель, в приступе трогательной стыдливости задравшая юбку на голову, выглядит безупречно убедительно.

Невинность, порок, любовь, ненависть, страсть, отчаяние — все свелось в итоге к маловразумительному бормотанию, бессмысленным хореографическим содроганиям и внезапному чтению стихов. Но даже целомудрие не давалось артистам так тяжело, как ирония — стоило им взять умудренно-насмешливый тон, как и без того неказистый спектакль окончательно переставал скрывать свое дилетантское простодушие.

Вся эта неловкая суета в итоге завершилась горьким монологом прекрасной маркизы — вне зависимости от обстоятельств сюжета, ей и в самом деле было на что жаловаться. Никчемность красоты, невозможность свободы и невостребованность таланта — маркиза жалела о несбывшейся любви точно так же, как актриса могла бы сожалеть о несбывшемся сценическом триумфе. Но и в том, и в другом случае исправить что-то в одиночку — «это выше ее сил».