В Театре им. В.Ф. Комиссаржевской выпустили премьеру «Опасные связи» с подзаголовком «Игра в любовь» по мотивам романа Шодерло де Лакло. Действо получилось вычурным и неожиданно обличающим.

Спектакль выпустила команда из Македонии: режиссер Деян Пройковски, художник Валентин Светозарев, художник по костюмам Благой Мицевски и композитор Горан Трайкоски из отечественных коллег допустили к сотворчеству лишь хореографа и постановщика пластики Елену Прокопьеву, создателя и руководителя «Крепостного балета».

Сцена практически пуста: венские стулья да десяток актеров, чьи персонажи плетут интриги либо запутываются в собственных и чужих хитросплетениях, как мухи в паутине. Стулья живут своей жизнью: их расставляют и переставляют, из них выстраивают подобие лабиринтов, но метафору эту разгадать трудно.

Куда проще с клетками, коих здесь во множестве, всех форм и размеров. Так, письма, спрятанные в клетке — это сразу три метафоры: романтика голубиной почты, тайные слова и поступки, и их авторы — невольники совести либо бесчестья. Клетка — гигантский абажур, извращенный символ домашнего очага. Гигантская клетка-кринолин-скелет, позволяющий любому шастать «в шкаф» и «под юбку». Клетка грудная или клетка любви, в которой бьется и болит разбитое сердце.

Или вот туфли, расставленные тут и там попарно: их примеряют, как чужие проблемы, ими разбрасываются, как необдуманными словами, их отбрасывают, как опостылевших жен, ими обмениваются, как сообщениями, и они унылы, как бракоразводный процесс.

Здесь все предельно искренни, и каждый — совершенный лицемер. Здесь походя совращают малолетних и сбивают с толку взрослых. Здесь ломают стереотипы вроде «была бы верная супруга и добродетельная мать», заставляя дам, приличных на вид и приятных во всех отношениях, опускаться на колени и доводить себя до животного состояния «люблю — не могу»… Кажется, персонажи спектакля — сплошь порочные извращенцы, которые могут прикинуться и учениками (они пишут мелом на черной стене — в этом сезоне мел, кажется, стал театральным трендом), и учителями, достающими своим доморощенным догмачеством.

Артисты кружат по сцене, принимают выразительные позы или изображают манерную суету. На финальном, заглушаемом тревожной музыкой, монологе главной интриганки становится окончательно понятно, про что, собственно, спектакль. Он про больное общество моральных уродов. Про людей, которые, выражаясь литературным русским языком, совершенно обалдели. Про то, что мир давно сошел с ума, а мы и не заметили.