Премьера оперы «Симон Бокканегра» прошла на сцене Мариинского театра-2. Это перенос в Петербург копродукции двух оперных театров — из Генуи и Венеции. За пультом стоял Валерий Гергиев.

Мало исполняемая у нас опера Верди и раньше шла в Мариинском театре, но в концертном варианте. Композитор написал «Симона Бокканегрк» для венецианского театра «Ла Фениче» в 1857 году, а в 1881 ее сильно переделал, уже для миланского «Ла Скала».

С виду это типичная вердиевская историческая мелодрама с путаным сюжетом и романтически-бурными нравами, когда люди страшны в гневе и беспредельно преданы в любви. Главный герой Симон Бокканегра — бывший корсар, первый (причем избранный) дож Генуи, который, то ли в четырнадцатом (первого дожа выбрали в 1339 году), то ли в пятнадцатом (как в либретто) веке любит Марию, рано умершую дочь надменного патриция Фиеско.

Параллельно конфликту высших и низших в Генуе, есть еще мщение Фиеско за любимое чадо. Потерянная и найденная дочь Марии (и дожа). Конфликт последнего с женихом дочери и непростые отношения с помощниками, один из которых дожа отравит. Тут с силой бьют кулаком по столу, приставляют меч к горлу противника, наливают яд в кувшин, кричат «подлый соблазнитель», борются с тиранами, мстят за истинные и мнимые оскорбления, внезапно находят потерянных родственников и участвуют в бесконечных заговорах.

Либретто, как почти всегда у Верди, соединяет личные драмы и трагедии с общественными. Композитор, как известно, переживал через прошлое страны ненависть к мелким территориальным дрязгам и свой идеал объединения Италии. Конечно, слушать «Симона» гораздо удобней, если ты, как любой генуэзский школьник, знаешь, кто такие в средние века были гвельфы и гибеллины, и отчего в тексте оперы поминают Дориа и Спиноло. Но в постановке режиссера и сценографа Андреа де Роза это не так важно, потому что его спектакль — не про извивы итальянской истории. Герои оперы лелеют мщение, но его сладость пригибает к земле. Они не могут забыть реальные и придуманные обиды, отчего впадают в агрессию — но и в депрессию. Лелея оскорбленное самолюбие, никто не получает счастья. Какая-то глобальная ошибка у всех. «Даже свежая вода имеет горький вкус на устах человека, обреченного властвовать», — поет перед смертью прозревший Бокканегра. И де Роза ставит спектакль о тщете вражды. О потере «видимого горизонта» в суете жизни. О том, что, избегая мудрости, человек роняет слезы. И о душе в поисках человечности, пусть неосознанных. Той человечности, которая вроде бы и не нужна активным героям оперы (как они самонадеянно думают), но без нее всё идет прахом.

Симон — бывший моряк, и партитура Верди во многих моментах (начиная с чудесной увертюры) посвящена морю. Начало увертюры — оркестровая картина вод, сперва тихо плещущих, но внезапно грозных и бурных. Море явлено на заднике — ночью, в моменты заката или рассвета, с неярким (еще или уже) солнцем с лунной дорожкой на воде (использованы видеопроекции итальянского побережья в неком заливе). Но море от героев спектакля почти отрезано, как и от зрителей. Де Роза соединил, казалось бы, несоединимое или мало соединимое — пожелания самого композитора о «морском» спектакле и современное видение музыкального театра. Большую часть великолепного вида застилает глухая черная стена с ярко освещенной статуей Мадонны в нише. И всё. Иногда в стене откроются узкие двери и зажгутся свечи, иногда она повернется внутренней стороной — той. где комната. Контраст глухого и открытого в сценографии — знак и отзвук внутренней борьбы вердиевских героев: они точно так же заперты в собственных эмоциях.

Чуть больше стена откроется при появлении чистой духом дочери Симона. Но распахнется настежь только в момент смерти дожа, когда он ощутит освобождение от тяжелых страстей. И потянется к свежему воздуху. Важен черный (лишь иногда белый, как у дочери, или царственно золотистый, как у Симона) цвет костюмов — с намеками на исторический крой. Одежды не отвлекают от главного — реальности чувств. И все вместе впечатляет: ночное серое море, желтые пятна горящих свечей, черное на черном. Строя мизансцены, режиссер явно исходил из композиций знаменитых картин кватроченто. А финальный плач родных по Симону — почти цитата, или скорее, дайджест с многочисленных «оплакиваний» в итальянском искусстве. Кстати, слово pietà (милосердие, жалость), которое то и дело выпевают герои, одно из самых распространенных в текстах итальянских опер.

Но все это не сработало бы так пронзительно без музыкантов и Валерия Гергиева. Переменчивость настроения у людей. Как у моря. Неоднозначность, как у моря. Свирепость тигра и кротость голубки, как у моря. Адская ненависть и небесная любовь. Бешеный конфликт интересов — и отрезвление от угара. Музыкальный поиск нарушенной гармонии души, которая упрямо ищет равновесие. Весь этот композиторский замес превосходно воссоздал до тонкости сбалансированный оркестр. Не теряя при этом ни вердиевского итальянского темперамента, ни лирической нежности «музыкальных успокоений», ни скорбной просветленности финала.

Мир Бокканегры — мужской мир, в опере один женский персонаж — дочь дожа (Ирина Ястребова). За исключением Ястребовой, которой, пожалуй, не хватало кантилены и ровности пения, а иногда и точности в интонациях, солисты создали роли вдохновенно, включая ансамбли. И приглашенный итальянский бас Ферруччо Фурланетто (Фиеско), поющий артист шаляпинского масштаба, у которого предельно выразительный жест договаривал то, что не досказал уже немолодой, но все равно захватывающий голос. И Владислав Сулимский (Бокканегра), с его величаво-отчаянными поисками мудрости и мира. И подлец Паоло, со змеиным коварством отравивший хозяина-дожа (Роман Бурденко). И набирающий опыт молодой тенор Александр Михайлов которому пожелаем чуть больше темперамента в вокале и манере держаться (жених Адорно, мятежный духом и благородный нравом). Хор — суровый глас народа — вносил весомый вклад в отменное звучание оперы. Гергиев был доволен певцами, но хорошего много не бывает. Поэтому следите за афишей: летом в петербургском «Симоне» споет Пласидо Доминго.