Смешно признаться, но в марте на премьеру «Такого не бывает» в Театр комедии я сходила дваж-ды. И вовсе не от восхищения. А исключительно потому, что 17-го числа это был один спектакль, а 25-го — уже совершенно другой. Даже программка за означенный период изменилась. Наверное, это называется творческим поиском в театре, где в последний раз репертуар обновлялся аж в июле прошлого года за счет постановки приглашенного Льва Стукалова «Шум за сценой».

Автор свежей премьеры Татьяна Казакова, она же худрук театра, за какую-то неделю успела изменить свое творение довольно кардинально. Порезала, как говорили в известном фильме, «к чертовой матери, не дожидаясь перитонита». В режиссерском задоре Татьяна Сергеевна лихо купировала первые сцены, а оставшиеся поменяла местами. Был спектакль без антракта — теперь он его обрел. В результате из «не комедии» с подзаголовком «почти невероятная история» получилась не то сказка, не то социально-фантастическая драма. Что, надо заметить, несказанно удивляет ту многочисленную публику, которая приходит в этот театр с одним осознанным желанием: поржать. А последнее время — и вкусить перед поглощением «культурного меню» колбасно-конфетной роскоши во вновь открывшемся по соседству магазине купцов Елисеевых.

Теперь же публике приходится «грузиться». То лиричный, то жесткий, то горько-ироничный текст Елены Ерпылевой, современного драматурга и журналиста из Ханты-Мансийска, оказывается трудным для простодушного Театра комедии. И кажется, скорее, не находкой, а этаким грузилом, а может, уже и камнем, тянущим на дно. Они, текст и театр, выступают явно в разных весовых категориях — и вступают в противоречия, несовместимые с жизнью в любви и согласии.

Ну, не готов зритель, желавший развлечься, ломать голову над тем, с какого перепуга главный герой Степа (любимец Казаковой-педагога Александр Матвеев) неистово любит черепаху Матильду и игнорирует барбиобразную жену (скучнейшая Алиса Полубенцева). Ну, не понимает зритель, да и не желает понимать, про уход некоторых персонажей от безумной реальности, про сублимацию, духовные ценности, простые истины или катастрофическую потерю современниками всяческой искренности и элементарной способности радоваться за ближних.

Нет, этот зритель, ввечеру ужо вкусивший у Елисеевых пироженки, не желает видеть на сцене отчаявшихся, растерянных, гибнущих существ. Он, зритель, считает хорошего парня Степу если не психом, то уж точно извращенцем. И тщетно искать тут и какую-то художественную составляющую. Ибо меняй — не меняй сцены, учреждай — упраздняй антракты, зритель все равно остается в недоумении или в претензии. Потому что режиссура формальна, а внятные актерские работы отсутствуют. Как следствие, новое название в афише есть, а спектакля нет. Зато имеется изящная работа художника Стефании Граурогкайте, особо ценная тем, что ее усилия почти не заметны, но картинка вышла легкой и стильной. Есть милая видеографика Натальи Мельник, которая просто эстетически приятна и вызывает детское ощущение внешнего волшебства театра.

И есть сухой остаток. Художественный руководитель выпускает премьеру (это входит в планы театра). Артисты честно выходят на сцену (это их работа). Публика, пусть неуверенно, досиживает до финала (это ее форма досуга). Но утверждать, что премьера в театре хороша хотя бы тем, что артисты отработали выходы и получили свои цветы, а самое прекрасное — это мультики и техническое оснащение, по меньшей мере, странно. И действительно не смешно.