Классик авангардизма Тадеуш Ружевич, польский драматург-реформатор, и московский режиссер Николай Рощин, «театральный лингвист» и сценограф, в условном сотворчестве произвели на Новой сцене Александринского театра первую премьеру с участием александринской трупы под несколько карикатурным названием «Старая женщина высиживает».

Зрелище явно не для слабонервных. Но есть же любители странных вещей. Есть ценители польской драматургии. Есть толкователи театра абсурда. Есть знатоки почерка Рощина.

Зрителю все это вполне может быть до фонаря. Зритель видит отвратительную старуху с повадками Очень Важной Персоны. Зритель наблюдает, как технически безупречная сцена-трансформер образует подобие сумрачного бункера, в низкую дверь-«бойницу» которого актеры входят сгорбленными закорючками. Зритель думает, что место действия — гибрид тюрьмы с больницей и рестораном, время действия — после конца света или близко к нему. Зритель слышит, как персонажи не разговаривают — рычат, хрипят, поют, подвывают, повизгивают, похрюкивают.

Все это — отнюдь не буйство нестройного самовыражения «новой драмы» и пубертатного периода молодых режиссеров, а зрелая, ювелирная работа и, что неожиданно в наши дни, торжество незабвенной системы Станиславского, который, в числе прочего, завещал разрабатывать мелодику речи, продумывать пластический рисунок и костюм, оправдывать существование на сцене характером и текстом, что и демонстрируют александринцы, артисты глубокие и вышколенные.

Спектакль почти безупречен, строен, как интеллектуальная игра, и даже красив в своем внешнем уродстве. Он насквозь музыкален и хореографичен, хоть это и умело скрыто за бросовыми внешними эффектами. Он полон парадоксов и натуралистичных проявлений, но это не голая физиология, а высокая философия и временами поэзия: точеная художественная форма намекает на мысль, а образы и картины если и выражают безобразие, то лишь потому, что такова внутренняя сущность природы человека.

«Самодура» со кучкой слуг-подхалимов, устав реанимировать свой организм и привязанные к электрическим стульям тушки музыкантов, устраивает светский прием для епископа со свитой. Гости играют в социальные игры, травят политические анекдоты и запускают человека в космос. Но тут не за поплавком сюжета нужно следить, а ловить метафоры в море абсурда сценического текста. И тогда вдруг идея-фикс старой женщины (родить, ибо приспичило) в блистательном исполнении Елены Немзер обретает зловещий актуальный подтекст.