В то время, когда Виктор Драгунский писал «Денискины рассказы», а потом по этому литературному хиту снимались фильмы, которые непрерывно, как мультики серии «Ну, погоди!», крутили по телевизору, в Ленинграде работал лучший в мире Театр юного зрителя под руководством Зиновия Корогодского, где шли совсем другие спектакли: «Весенние перевертыши» и «Ночь после ¬выпуска» по пьесам Тендрякова, совсем уж театральная публицистика «Думая о нем…» и «Остановите Малахова». Кто рос в ленинградском ТЮЗе, тот к историям Дениски Кораблева не мог не относиться скептически, хотя тогдашние тюзовские зрители понятия не имели о том, как часто Корогодского вызыва¬ли на ковер, призывая вернуться от суровой правды жизни к «театру детской ¬радости».

С тех пор прошло почти полвека, театрам уже никто не указывает (или пока еще не указывает), что и как ставить. А в ТЮЗе неожиданно выпустили «Денискины рассказы». Спектакль Максимовой начинается с того, что на сцену выбегают выдающиеся артисты призыва Корогодского, а стало быть, возраста бабушек и дедушек современных «Денисок». Такие невообразимые фокусы вытворяют сегодня в театре еще только артисты труппы Льва Додина в его спектакле «Братья и сестры»: Петр Семак и Сергей Власов в свои 50 с лишним играют подростков. Но там речь идет об актерах, которые выходят на сцену в своих ролях четверть века, а потому незаменимы. У Максимовой подобный кастинг требует объяснения. Иначе неминуемо возникает вопрос, почему родители в исполнении тюзовской молодежи выглядят гораздо младше детей, а мама и вовсе похожа на большую фарфоровую куклу? Кукла, впрочем, легко вписывается в почти безоблачную Денискину картину мира, поскольку остальные второстепенные герои — курица, скажем, или противная Марья Петровна — тоже походят на игрушки гигантского размера. Но попытавшись вместе с драматургом Ксенией Драгунской максимально уйти от конкретно советских реалий, поставить спектакль о детстве вообще, режиссер упустила тот неумолимый факт, что главным маркером эпохи являются интонация и лексика. В начале XXI века ни дети, ни родители так не говорят и не поступают. А между тем на поверхности лежит как минимум один запатентованный искусством ход — воспоминание. И возьми постановщик за основу феллиниевский «Амаркорд» ну или отечественные козаковские «Покровские ворота», ей бы не пришлось при наличии уникальных актеров ставить прекраснодушную, наивную утопию.