«Гамлет» — премьерный спектакль театра «Пушкинская школа» — подтверждает истинность высказывания Александра Сергеевича Пушкина об одном из шекспировских героев.

Театр «Пушкинская школа» выпустил премьеру — спектакль «Гамлет» по пьесе Уильяма Шекспира (перевод Бориса Пастернака) в постановке Владимира Рецептера.

Согласно подавляющему большинству режиссерских прочтений, принц бывает слишком умен, хитер, деятелен, требователен, конфликтен, благороден и т. д. в сравнении с остальными героями. Основываясь на этом стандартном наборе примитивных характеристик (в разном сочетании), режиссеры однобоко умерщвляли и умерщвляют беднягу принца руками Лаэрта уже несколько веков только за то, что он просто не такой, как все. Но сутью прочтения «Гамлета» Рецептером неожиданно оказалась «изоляция доверия».

Гамлет, которого играет прошлогодний лауреат театральной премии для молодых «Прорыв» Денис Волков, кажется совсем юным. Причем юн он настолько, что впервые для себя открывает смерть, любовь, дружбу, предательство. И ежели он открыто не демонстрирует обуревающие его эмоции, то происходит это только благодаря достойному воспитанию («Зачем наружу выставлять печаль?»). Хотя кому, как не матери (Гертруда — Анна-Магда Обершт), должно бы рассмотреть и эти поджатые губы, и дрожащий подбородок, и руки, нервно сжимаемые в кулаки.

Коварство окружающего мира и несовершенство людей открываются Гамлету постепенно. Осознание того, что высокие нормы морали почти неприменимы в реальности, вынужденная констатация того, что «у всех свои желанья и дела», довлеющие не только над моралью, но и над здравым смыслом («Быть честным — это значит быть единственным из десяти тысяч»), даются ему дорого. Можно сказать, что Гамлет-Волков патологически правдив, и даже в сценах безумия, которое иные актеры доводят до уровня клоунады, гротеска или простого паясничества, притворщиком его назвать нельзя. Гамлет «по Рецептеру» искренен, как бывают порой искренни подростки, доверчив, как доверчивы одни лишь дети (от этого он и погибнет в финале, подтверждая истинность пушкинских слов в отношении причины гибели Отелло и, выходит, прочих шекспировских героев), и чист душой, как чисты только младенцы. Этот Гамлет позволяет себе роскошь оставаться самим собой, ни на минуту не изменяя ни своего облика, ни своих намерений. На глазах зрителей он обретает мудрость, несвойственную его возрасту — мудрость, пришедшую через осознание событий совестливым умом. Окружающие его люди, за исключением, пожалуй, могильщика (Павел Хазов), этим свойством обделены (да и могильщиком мудрость низводится до уровня цинизма).

Ах, как славно было бы такого Гамлета объявить на царство: кажется, тогда до всеобщей справедливости рукой подать… Но люди, существующие подле принца, постоянно к чему-то приспосабливаются, мимикрируют, уничтожая самих себя в угоду обстоятельствам. Самый яркий пример — Полоний (Павел Сергиенко), применивший в спектакле Рецептора уже отрепетированную в юности смерть Юлия Цезаря в минуту своей истинной смерти от руки Гамлета. Негодный материал, ни к чему не годный Доверие «коньком» этих «зверей или теней» никак не является. И от этого мать не доверяет сыну (Гертруда в диалоге постоянно ждет от Гамлета физического удара), отец — дочери (диалог Полония и Офелии — Наталии Байбиковой о Гамлете), муж — жене (Клавдий — Григорий Печкысев не скажет о яде даже умирающей Гертруде), друзья — друг другу (Розенкранц — Никандр Кирьянов и Гильденстерн — Максим Хоменко не доверяют Гамлету). Сам же Гамлет не хочет приспосабливаться, «прогибаться» под этот мир, под людей, населяющих его. А мир «под него» и подавно никогда не прогнется. Но не мир убьет его — сам Гамлет виновен в своей смерти…

И когда в финале все действующие лица замрут на считаные секунды, внезапно выхваченные светом из темноты «пятачка» сцены, и синхронно глянут в условные небеса кочневского плафона, а потом на зрителей, как-то не по себе станет тем, кто в зале. Словно ищут исполнители в небесах и на земле того, кто не выписал кредит доверия такому умному, такому притягательному, такому понятливому и благородному юноше из рода Гамлетов. Кредит, аналогичный тому, что выписал Волкову «Прорыв»… и не ошибся.