Пресса о петербургских спектаклях
Петербургский театральный журнал

ПРОЩАНИЕ С САДОМ

Если когда-нибудь жизнь разлучит нас с тобою,
Если ты умрёшь, если ты будешь далеко.
Мне всё равно, будешь ли ты любить меня,
Ведь, я тоже умру.Ведь, я тоже умру.
Ведь, я тоже умру.Ведь, я тоже умру.
Мы встретимся в вечности…

Эдит Пиаф

Текст.

Просто текст: буквы, слова, фразы. Можно так прочитать, а можно этак. Смотришь ты на этот в сущности небольшой текст в какой уж раз и, кажется, всё ты про него знаешь: про него написаны тома, кипы диссертаций, и ставили его ни одну сотню раз.

Старый текст. Всем известный. Возведённый в ранг эталона, кристаллизованного идеала. Так что же делает его таким живым и волнующим каждый раз, когда к нему прикасаешься. Что заставляет сжиматься сердце до боли? До перехваченного дыхания? До закушенных в кровь губ? Мне кажется то, что всегда остаётся за текстом, то, что между строк: бесконечность, прячущаяся за буквами.

Жизнь.

Страшная вещь. В затерянном среди темноты истоке лежит насилие. Сама жизнь ─ насилие. И печать его на на всём, что есть в ней. На всех нас.

Живые.

Смешные, наивные, глупые. Алчущие жизни, словно с пересохшим горлом глоток воды в беспощадной пустыне. Треснувшие губы прикасаются к воде. Капли запёкшейся крови смешиваются с водой, превращая её в вино. Вино пьянит, будоражит, а может свести с ума или стать причиной необратимости.

Смерть.

Здесь на земле часто ─ почти прекрасна. Избавляющая от страданий. От ежедневной борьбы за жизнь. Дарующая покой. Освобождение.

Мёртвые.

Им уже всё равно. Они смотрят на нас с картин и фотографий. Молчаливые. Грустные. Улыбающиеся. Старающиеся выглядеть лучше, чем они были на самом деле. Или не старающиеся вовсе. Тени, живущие среди нас. Плывут сквозь наши дни и ночи. Они уже знают цену…

Вишнёвый сад. Недостижимое счастье.

Время пока ты ребёнок. Пока мир кажется простым и нежным, как поцелуй матери и объятия отца. Он ─ твоя колыбель в детской дома, что всегда готов защитить и спрятать от всех бед и горестей. Они где-то там… далеко. За границами сада.

Время пока ты молод. Пока полон сил. Пока ты самонадеян и думаешь, что всё возможно. Что ничто не имеет последствий. Что те, кого ты любишь, будут с тобой всегда…

Чехов. Сад. НДТ. Актёры. Зрители.

По воле постановщика Льва Эренбурга всё сошлось.

Все элементы соединились, став пульсирующим сердцем, качающим кровь, истерзанным, но сильным телом и рефлексирующей душой спектакля.

«Вишнёвый сад». Текст ожил: буквы, слова и фразы обнажили голые нервы, испуганные чувства, нюансы переживаний и бешенные эмоции. За гениальным текстом всегда Бесконечность. Она ощущаема и узнаваема, каждым, кто способен чувствовать и сопереживать. Чьё сердце никогда не заживает. Ну так пусть болит. Глупое.

Больно, значит, живу. Автор пьесы точно знал, о чём он пишет, и намеренно оставил за словами бездну воздуха, бесконечность жизни во всех её проявлениях для того, чтобы разные режиссёры и актёры разных эпох смогли открыть свой «Сад». Воплотить его. Наполнить любовью. Каждый из нас любит, как может. Каждый жаждет любви больше всего на свете. Нам лишь кажется, что мы хотим чего-то другого: славы, денег, признания, поисков, реализации. Нет. Чепуха! ─ Любви. Всё ради неё. Из-за неё и благодаря ей. При её острой нехватке начинают происходить жуткие вещи. И они происходят ежедневно с каждым из нас.

Герои пьесы «Вишнёвый сад» в исполнении актёров НДТ ─ обычные люди. Это иллюзия, что персонажи Чехова какие-то оторванные от реальности фигуры из столетия, давно канувшего в Лету. Нет, они люди, что живут рядом с нами. Это ─ мы. И вместе с тем, каждый из них по воле режиссёра и исполнителей спектакля становится ожившим, узнаваемым воплощением некой идеи. Наблюдением. Некоторые дотягивают до символа.

Любовь Раневская (Ольга Альбанова) — душа человеческая. Душа — женского рода. Она превыше всего ставит чувства. Для неё имеет цену только жизнь полная страстей. Краткий момент, в котором любовь — смысл всего. Гениальный, на мой взгляд, эпизод с Прохожим (Константин Шелестун). В нескольких движениях, актёрских отыгрышах и общей мизансцене сконцентрирован главный посыл спектакля, как сейчас говорят «месседж», квинтэссенцией которого становится куплет «Гимна любви» («Hymne à l’amour»). Один куплет. Незнакомые люди. Где-то на краю Вселенной в вишнёвом саду. Случайная встреча. Миг. И вся жизнь. И любовь, что бесконечна и соединяет, давая ощутить истинное человеческое родство. За такое можно многое отдать. И многим заплатить. Какая разница, ведь «…есть только миг».

Но, как известно, любовь часто бывает слепа. А иногда и жестока.

«Забыли», ─ одно слово из уст старика Фирса (Сергей Уманов) делает её самолюбивой сукой, знающей лишь свои переживания. Не способной сочувствовать другим. Самолюбующейся. Не замечающей боли близких.

Тех, кто любит тебя, ранить всегда проще.

Дети.

Все персонажи спектакля напоминают брошенных детей. Они готовы на всё, только бы их заметили, полюбили и взяли в дом. А дом тот рядом с садом. А сад…недостижимое счастье.

Лопахин (Илья Тиунов) выкупает имение, в котором его деда и отца даже не пускали на кухню. Он горд, дыхание перехватило, пропал голос. Он празднует, сорит деньгами, но, разве этого жаждал? Хотел он лишь одного ─ любви. Любви женщины, что, однажды, проявила к нему человечность. И вероятно, ей это вообще ничего не стоило: Раневская и вспомнить-то его не может поначалу, но для Лопахина то событие детства стало ключевым моментом его жизни. И ради его повторения он готов на многое. Да только насильно мил не будешь. И за деньги любви не купишь.

А та, кто любит Лопахина, приёмная дочь Раневской — Варя похожа на призрака. Для предмета обожания она ─ лишь блёклая тень своей матери. Копия или на худой конец запасной вариант, чтобы быть рядом с той, кого он боготворит. Но запасной вариант не срабатывает. Он не выносим настолько, что его хочется забыть, не видеть, избавиться, спрятав и заперев в сундук со старым хламом.

Двое влюблённых: Петя Трофимов (Даниил Шигапов) — «вечный студент» и Анна дочь Раневской (Екатерина Кукуй). Двое обречённых. Лгут сами себе: Петя говорит правильные вещи, уверяя окружающих, что он не такой как все, что все мирские блага его не интересуют, да только в душе его ─ скрытое желание ─ жить в достатке и спокойствии, на широкую ногу, как богач Лопахин. Слова Пети умные и сильные, а дух слаб и потому, верящая поначалу в красоту его слов и влюбившаяся в них Анна, к концу спектакля подсознательно чувствует, что ждёт её впереди трудная и полная разочарований жизнь. И словами здесь уже не поможешь.

Брошенные дети — персонажи спектакля НДТ «Вишнёвый сад» все участвуют в игре, где на кону всё тот же главный приз — любовь. Но то ли правила они выучили плохо, то ли совсем их не знают, а может, и правила давно не работают, так что игра, сколько в неё не играй, не приводит к победе никого.

И остаётся Гаеву (Дмитрий Честнов) родному брату Раневской, по замыслу режиссёра от рождения сгорбленному и хромому, (всё лучшее природа отдала ей!) только язвительный тон, чувство пустого превосходства над «хамом-Лопахиным», окрики на преданного по-собачьи Фирса вперемешку с вином, да, водкой. А как иначе можно переносить последствия расклада в вечной игре, где нет победителей?

…Любовь. Такое затёртое, измызганное, заляпанное и избитое слово, что иногда даже неловко его произносить или писать. Но тем не менее, само по себе ─ оно всего лишь слово. Подлинной ценностью обладает только то, что находится за его фасадом. Проявления. То, ради чего мы все мучаемся и страдаем, ищем и чего желаем больше всего на свете. Имеет ли смысл жизнь без любви? Пусть каждый отвечает на это вопрос себе сам после спектакля. Спектакля, где лейтмотивом бесконечного чаепития где-то на краю Вселенной посреди призрачного вишнёвого сада звучит Гимн любви.

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.